А еще один мамочкин приятель интересные вещи говорил. Он так-то грузчик, а по образованию инженер, а по призванию — фотограф. Он-то как раз Кирюше дает по поводу фотографии всякие советы и разные рассказы рассказывает. И вот он рассказывал, что однажды с телескопическим объективом наделал снимков птичек и зверюшек и что получилось очень неплохо. До такой степени, что все знакомые в один голос ему советовали отнести это в газету. И вот он, отчаянная голова, приходит в редакцию газеты. Кирюша бы в такой ситуации сомлел от застенчивости, но этот дядька не таков! Одно слово — грузчик. Прямо чуть ли не хватает первого попавшегося сотрудника редакции за грудки (а то и сотрудницу за грудку) и говорит: у меня-де клевые фото живой природы, вам для газеты надо? И почти не удивляется, когда сотрудник (сотрудница) посылает его в какую-то комнату. Там сидит за столом худющая и злющая баба средних лет — редакторша. В роговых очках. Курит «Беломор». Оглядела посетителя очень злобно и сквозь зубы говорит: «Дайте ваши снимки!» Он подал. Она стала разглядывать фотографии, как ему показалось — с нескрываемым отвращением, и через полминуты говорит: «Вот этот, этот и этот будем печатать! Напишите срочно текстик к ним коротенький, фраз пять-шесть, полиричнее». Он удивился, говорит, да я же не писатель, сроду ничего не писал. Редакторша смотрит на него с нескрываемым омерзением и говорит: «Не валяйте тут дурака, некогда мне с вами болтать! Сел, написал, встал, ушел!» Пораженный грузчик сел, написал, встал и ушел. И на следующий день газета с его заметкой и фотографиями вышла, и через какое-то время получил он даже гонорар.
Эта история Кирюше очень понравилась. Как легко, оказывается, можно войти в литературу! На первый случай даже в роли писателя-натуралиста (да плюс еще фотографа) — вполне заманчиво! Так что у него были все основания взять с собой фотоаппарат и блокнот.
Он решил, что как только увидит какой-нибудь одуванчик, так сразу его и запечатлеет. А уж если какую-нибудь настоящую живую белку — а Олег говорил, что белок в лесу видимо-невидимо, хотя Кирюша и не очень-то в это верил, но чем черт не шутит! — то и подавно. Или, например, дикого дятла! И уж во всяком случае Кирюша был уверен, что белку не белку, а настоящую белую русскую березку он за городом точно найдет. И тогда надо будет с ней обняться, а кто-нибудь пусть его сфотографирует. На березку он рассчитывал с полным основанием, потому что Олежек клятвенно уверял, что там неподалеку от сада точно есть целая настоящая березовая роща.
Кроме того, в саду непременно должен быть настоящий огород. Кирюша никогда не видел воочию огорода, а воочию видеть настоящий земляной огород со всякими там присущими ему грядками, гумнами, стогами сена и пашнями, как он считал, для русского писателя совершенно необходимо. И, собственно говоря, как уверяет Олежек, на подходе к саду много грязи, а ведь это тоже очень по-русски. Конечно, Кирюша и в городе неоднократно видывал грязь в дождливое время, но Олежек приказал надеть резиновые сапоги, уверяя что там, на натуральной природе, дороги земляные, и на них грязь бывает такая глубокая, так что в ней сапоги вязнут. Вы можете себе это представить?! Вязнут сапоги! На Кирюшу от таких слов дохнуло какой-то пленительной, сказочной древностью. Он решил, что, если попадется им такая грязь, он войдет в нее, и пускай его тоже сфотографируют. Ну и на огороде и на пашне непременно…
Его плечо потрогали. Он вздрогнул, обернулся и вздрогнул паки.
Перед ним стояла маленькая нищенка.
Не так чтобы уже совсем маленькая, в смысле что младенчик, но в смысле что слишком маленькая для своих лет. Ей было-то лет, наверное, как и Кириллу, но уж больно она была махонькая. И головка, обмотанная черной шалью, была махонькая, и личико махонькое. И подбородок был у нее махонький, да еще и с грязной полоской, как у какой-нибудь настоящей Золушки.
— Дяденька, дайте, пожалуйста, десять копеек! — попросила она плаксиво.