Стива, в этом Кирилл не ошибся, лежал на кровати под одеялом и полушубком и молча смотрел в дощатый потолок. Потом перевел взгляд на Кирилла.
— Че гремел?
— Чайник уронил.
— Все выпил?
— Все.
— Козел. Эй, Кашин, где у вас вода?!
Молчание.
— Олег!!!
Молчание.
— Урод.
Стива поднялся на страшно заскрипевшей кровати, сел и, поморщившись, взялся за голову. Подержавшись за нее некоторое время, посмотрел на Кирюху.
— Что, херово тебе, Вася?
— Херово…
— А мне еще херовее!
Стива встал на ноги, поежился и, застегнув куртку под горло, направился на кухню. Сразу загремело железо и плеснула на пол вода. Кирюша вышел за другом и увидел, что тот, держа в руке крышку ведра, пьет из ковшика. Вот где была вода.
Напившись, он утер губы рукавом и спросил:
— Че так холодно-то? Мы ж печь топили…
— Дверь открытая была.
Стива оглянулся.
— Была?! Она и открытая. Ты видел, так че не закрыл?
Он шагнул к двери, но, вместо того чтобы закрыть, распахнул ее настежь и со словами «твою мать!» вышел на крыльцо. Кирилл последовал за ним.
Действительно, твою мать! При первом же вдохе горло почти обожгло холодом. Приятели спустились с крыльца. Трава под ногами хрустела, как стеклянная. Вчерашняя грязь окаменела. Стива наступил на замерзшую лужу, но лед не сломался. Он ударил по нему ногой, но тщетно: лужа промерзла до дна.
— Это ж сколько градусов? — поразился Кирюша.
— До хера и более. Точнее, менее, — угрюмо определил Стива. — Пошли в дом.
В доме после сияющего уличного мороза показалось темно и тепло, но воздух был спертым и отчасти тошнотворным. Кирилл отдернул занавеску и увидел изморозь на стекле.
— И вот вопрос номер один: где этот Корчагин?
Кирилл только пожал плечами. Стива высматривал свою сумку и пожатия не увидел.
— Ага, вот она. Что молчишь, простокваши в рот набрал? Так, говоришь, плохо тебе?
— Плохо.
— Это хорошо, что плохо.
— Почему?
— Потому что когда плохо, — приговаривал Стива, роясь в сумке, — то это плохо, но перспективно, и это — хорошо. А вот когда хорошо… Ага, есть… тогда хорошо, но совершенно бесперспективно, и это — плохо.
— Кончай философию, и так башка раскалывается.
— Философию? Это, Кирюша, не философия, это народная мудрость! Башку твою сейчас поправим.
Кирюша обернулся. На столе стояла открытая бутылка водки. Стива уже протирал чем-то непонятным один граненый стакан и одну ваще нечеловеческую байду или, кажется, бадью. Типа ковшика, но точно не ковшик. «Турка», — вспомнил он правильное название. Так-то в ней нормальные люди кофе пьют. То есть варят.
— Че, бухать, что ли, опять собрался?..
— Ну… И не я, а мы.
— Да я не собрался…
— А ты соберись.
— Да я сблюю! Я щас все облюю здесь на х…! С ног до головы!
— А че ты заматерился-то? Вдруг. О-о. Ну и облюй, если хочешь, мне не жалко. Но ты вообще-то по идее не должен сблевать. Ты просто потерпи минутку, ладно? И не сблюешь.
Кирюша сделал вид, что поверил, но продолжал с подозрением следить за манипуляциями товарища, который уже нарезал хлеб, открыл банку шпротов и вот прямо сейчас лил.
— Не, ну ты сколько мне наливаешь-то?!
— Да мало!
— Да где же мало?!
Киря глянул в байду, ону же бадью, убедился, что совсем не мало, и заблажил дурным голосом, или, как это называет Стива, голосовкером.
Стива терпеливо объяснил дураку:
— Не «бухать», как вот ты тут вульгарно выразился, а опохмеляться мы собрались. Поправляться, понимаешь? Лечиться. Это не пьянства ради, а здоровья для, и чтобы никогда больше не простужаться. Давай бери.
Кирюша взял стакан.
— Теперь слушай меня очень внимательно. Во-первых: водку — категорически не нюхать! Во-вторых: набираешь полную грудь воздуха, затем залпом выпиваешь и глубоко выдыхаешь. В-третьих — не вдыхаешь! А вместо этого съедаешь шпротину. Лучше даже две или три. После этого можно дышать. Понятно?
— Понятно…
— Повтори. Я не шучу — если хочешь не сблевать, а получить удовольствие, надо делать это безошибочно. О тебе забочусь.
— Водку не нюхать, глубоко вдохнуть, выпить, выдохнуть, закусить. После этого можно дышать.
— Молодец!
— А потом?
— А потом, по идее, ты уже должен прийти в себя. Ну, поехали!
Благодаря хитроумным советам Стивы водка пошла на «ура!».
— Ну как?
— Круто.
— То-то. Закусывай давай.
Разлили по второй, выпили. Головную боль как рукой сняло. На душе захорошело, и Кирилл с аппетитом налег на шпроты, вычерпывая масло корочкой хлеба.