— Ну, значит — пидораст.
— А дальше слушай: «Так вот он какой…»
— Знаю, знаю — дедушка Ленин.
— Так вот же тебе: не дедушка Ленин, а вот он какой, боец армии Сталина. Десятилетиями народам мира говорили о нем неправду. Теперь он, услышав призыв изнемогающей Праги…
— Да ты гонишь! Там так написано?
— Ну сам смотри!
Кирюша протянул Стиве листочек. Стива не стал, конечно, дотрагиваться до этой гадости, но зрение у него хорошее и так.
— Киря, ты дату посмотри.
— Ну вот, восьмое ноября, а, ну да, год тысяча девятьсот сорок восьмой…
— Киря, хули ты всякое говно руками хватаешь? Там, бля, какая-нибудь холера, сыпной тиф, черная оспа и сифилис, вместе взятые, с сорок восьмого года сидят, а ты руками хапаешь! Ну что за дятел такой, не понимаю!
Шли молча. Кирюша, собственно, подумывал, что настала пора обидеться на Стиву, но тут как раз зашли в четвертый дом.
В четвертом доме они нашли «Малахитовую шкатулку», сборник уральских сказов.
— О, здорово, «Малахитовая шкатулка». Возьмем, — сказал Кирюша.
— Малахитовая шкатулка?! Гонишь!
— Да не малахитовая шкатулка, а «Малахитовая шкатулка», книга. Бажова.
— О, бля, ты еще «Курочку Рябу» подбери.
— Что бы ты понимал! — сказал Кирюша и, взяв в руки и медленно раскрыв толстенький подарочный томик с глянцевыми иллюстрациями, стилизованными под рисунок из камня, задумчиво сказал: — Бажов — очень серьезный писатель, и отнюдь не просто детский сказочник.
— Харе, нанюхались, — отмахнулся Стива.
Кирюша не стал играть в бисер перед стаей свиней, просто засунул книжку за пазуху. Он мог бы сказать кое-что. Что вся мифология Бажова хотя и очевидно инфернальна, но самая эта инфернальность не может называться таким словом, ибо нет для Бажова «инферно». Она аутентична и аутична. В этом смысле он — вполне дитя своего литературного времени Бодлера — Брюсова — Блока — Ремизова.
Нет, дело не только в этом.
С Бажовым был связан один коварный Кирюшин план.
Как ни относись к окружающей действительности, а жить приходится в ней. Надо как-то пробиваться. Нужно написать что-нибудь такое, что принесло бы ему официально легитимную известность. А что?
А поэму, придумал Кирюша. В самом деле, поэм пишется ныне мало, его инициативу оценят, поэму сразу напечатают в региональном толстом журнале, и заметят, и оценят. А если не напечатают? А напечатают! Потому что она будет про Бажова. Это и патриотично, и всегда актуально. А если напечатают, но не заметят и не оценят? А заметят, а оценят. Потому что она будет очень оригинальной по форме. Это будет такой своего рода коллаж. Поэма-коллаж! Так и будет в подзаголовке. Новый жанр! Названия пока не придумалось, но композиция явно вырисовывалась, и даже было начало. Начало, то есть первая, вступительная главка; главка, но и как бы эпиграф одновременно, выглядела следующим образом.
То есть — понимаете? Нет, конечно, что вы можете понимать, стадо тупых мутантов. Но интеллигентные читатели толстых литературных журналов, не говоря уже об искушенных литературных критиках, конечно, поймут. Как через годы, через расстоянья подает руку первому уральскому футуристу новый поэт. Причем эта телеграмма отправлена как бы в конце тридцатых, когда стали появляться первые сказы Бажова, причем в форме литературно-политического доноса. (Этот диссидентский намек, конечно, будет слишком тонок для того, чтобы его поняли тупоумные совдейские цензоры, но достаточно прозрачен для интеллектуалов-ценителей, которые не преминут его высоко оценить.) Правда, сама идея стихотворения в виде телеграммы, сказать по правде, была заимствована Кирюшей у А. Вознесенского, но кто ж это поймет? Кроме того, изысканная и оригинальная рифма «ВСКЛ — ВЫИСКАЛ» изобретена лично Кирюшей, даже Вознесенский до такого не додумался.
Дальше, после такого шокирующего и пленительного одновременно вступления, должна была следовать глава доисторически-мифологическая. Там Кирюша придумал миф. Сам придумал миф, прикиньте! Миф следующий. Оказывается, схватка Георгия-Победоносца с драконом происходила как раз над территорией современного Урала! В воздухе! И поверженный Георгием дракон, или, кажется, змей, рухнул на землю, и столь был он огромен, что труп его, со временем окаменев, превратился в Уральский хребет. Оброс лесами. Протянулся, понимаешь, на тысячи километров с севера к югу. Грандиозно, правда? Не то слово, что грандиозно. Не токмо что грандиозно, но грандиозно и гениально вместе с тем. Такого еще никто не выдумывал, а уж в сочетании с первой главкой — и вовсе неслыханно.