- Иии, Яшка -Ирод, как расписал! Нешто не мог по нежней с девкой-то? - причитала она.
-Молчи, Дунька, а то услышит кто, и... - шикнула было ее товарка, но не договорила.
-Я могу осмотреть больную? - негромко проговорил доктор, входя в девичью, следом за ним в дверь заглянул Нико и девушки с поклоном и испуганными взглядами вышли за дверь.
-Юноша, к Вам это тоже относится! - скомандовал доктор и Никите ничего не оставалось, как только подчиниться. Он вышел в коридор и стал рядом, бездумно рассматривая старые, чуть рассохшиеся двери. До знакомства с Алексисом, Нико и не задумывался о том, как живут крепостные его батюшки. Более того, гордился тем, каким уважаемым человеком тот слыл в уезде. Да и с чего ему, отроком покинувшему отчий дом, было задумываться о крестьянах? Он любил Отечество свое безусловно и беззаветно, как только может любить сын родную мать, и не подозревал о том, что даже у родной матери могут быть недостатки. В грозный 1812 год он, кипя принесть пользу, как и все его сверстники рвался в армию, но не было позволено им, пятнадцатилетним юнцам, проливать кровь на полях сражений, а потому с той поры он всегда смотрел на тех, кому посчастливилось, с завистью, всегда снизу вверх. И, когда, вышед прапорщиком в Семеновский полк, стал он делать знакомства с гвардейскими офицерами, проводить досуг за картами, вином и праздными разговорами, однажды имел неосторожность поддержать спор о европейской политике, знатоком в коей почитал себя тогда каждый мало-мальски образованный человек. Спор плавно перерос в обмен личностями, после коего его товарищу- прапорщику Зубову -незамедлительно последовал вызов на дуэль, и тот позвал Нико в секунданты. Никита с готовностью согласился, найдя сие новое приключение интересным, и оскорбленный офицер, в темно -синей форме лейб-гвардии Финляндского полка, пообещал прислать к нему наутро своего секунданта. Тем-то секундантом и оказался Львов, с которым, впоследствии, их связала крепкая дружба. Новый знакомец сразу расположил к себе прямым твердым взглядом и манерой поведения, сочетавшей необыкновенную доброту с твердостию духа, и, оттого казался куда взрослее его самого, однако был лишь тремя с половиною годами самого Нико, хотя и успел поучаствовать в войне, о чем Никита дал себе зарок расспросить при первой же возможности...
Размышления его прервал доктор, вышедший из девичьей.
-Ну-с, молодой человек, повреждения, слава Богу, не настолько значительны, чтоб оставить шрамы, однако ж, на заживление уйдет некоторое время, так что я оставил для нее на столе мазь, но не пройдет и пары дней, как почувствует она себя вполне здоровой... - Нико показалось, что в глазах старый немец спрятал лукавую улыбку.
9
Пять дней после Катерина Григорьевна не приходила в себя, метаясь в жару и бреду. Танька, едва оправившись, сама, перебралась барышне в комнату и теперь проводила все время у ее постели. Старый барин ходил по дому мрачный, словно туча, так, что дворня боялась лишний раз попадаться ему на глаза. Особенно не по себе было Таньке, когда он приходил к дочери и подолгу сиживал у ее постели, буравя недобрым взглядом спину девушки, расположившейся в ногах у барышни. Хоть молодой барин и обещал рассказать отцу, что не виноватая она, но, то ли забыл, то ли не поверил Григорий Тимофеевич, да только тряслась незадачливая горничная каждый раз, как слышала за дверью медленные тяжелые шаги Строгова -старшего. Тот, однако, молчал и, мало-помалу, она немного успокоилась- кажись пронесло. Иногда, вместо старческой поступи барина-батюшки, из коридора доносились легкие шаги, заставлявшие Танино сердечко стучать быстрее: Никита Григорьевич заходил справится о здоровье сестры. Обыкновенно, он являлся каждый вечер, сразу после ужина. Отворив дверь, ласково здоровался с горничной, спрашивал о ее собственном самочувствии, шутил, улыбался своей колдовской улыбкой, глядя на которую никак невозможно было не улыбнуться в ответ, а потом сидел какое-то время у постели барышни и тихонько говорил с Таней о сестре. Правду сказать, стали для горничной те несколько минут самыми счастливыми за весь день. Она и сама не заметила, как стала скучать по тем незатейливым разговорам, что говорил с нею молодой барин вечерами. Конечно, сидя весь день в комнате наедине с больной, не особенно с кем словом перемолвишься, а тут такое внимание, да и кого! Сначала она робела сильно перед хозяйским сыном: как не робеть, когда такой красавец снизошел до того, чтобы с простой холопкой разговаривать? Она-то перед ним чучело-чучелом: слишком высокая для девушки, нескладная в старом платье барышни, коротком, и, потому, надставленном снизу, слишком широкая в кости для того, чтобы быть хоть отдаленно похожей на свою куколку или любую другую барышню, которая могла бы понравиться такому молодцу... Однако, мало-помалу, робость ее проходила, усыпленная ласковым обращением молодого барина, и стала Таня перед ним сама собою- бойкой, смешливой, смышленой. Никита и сам увлекся ею: сначала ему было жаль несчастной, невинно пострадавшей от гнева батюшки, потом совестно за то, что пострадала она по его вине: не вздумай Нико подарить сестре коньки, ничего бы не случилось. Затем стало интересно наблюдать за живой и непосредственной девчонкой, так не похожей ни на столичных, ни на уездных барышень с их ужимками и хорошими манерами, начисто уничтожавшими какие либо различия в характерах. Иногда он даже завидовал ее естественности: вот же она, такая модная сейчас натура, чуть диковатая и пугливая, но оттого еще более притягательная, ее более очаровательная. Его и влекла к ней та простота и неподдельная доброта, которые редко встречались среди знакомых ему девушек. С этой крестьянской девочкой не нужно было изощряться в манерах, недомолвках, держать дистанцию, избегать двусмысленностей в обращении и матримониальных сетей, искусно расставленных матушками... С ней он словно вступал в заколдованный круг, где можно было побыть самим собой безо всяких условностей и этикета. Словом, сам не ожидавший от себя такого, Нико вдруг понял, Что ему всерьез вскружила голову горничная собственной сестры.