Так и есть: сидит, надувшись, смотрит хмуро. Таня осторожно приблизилась и замерла, ожидая бури.
-Где была? - зло спросила Катерина Григорьевна. - Сколько раз, я тебе, дуре говорила, чтоб сидела со мной в комнате, пока не проснусь и не смела никуда уходить??
-Простите, барышня! Я на кухню спускалась-узнать, почему в доме суета... - бросилась ей в ноги горничная.
-Приехали?! - воскликнула та, проворно соскочив с кровати и пнула девку ногой.-Что ж ты меня не разбудила?
- Не серчайте, барышня!- затараторила Танька. -Они ж среди ночи нагрянули, да почти сразу почивать ушли... А рань же такая, зачем будить, Вы бы не выспались, Я ж как лучше хотела...
-Как лучше! - покривилась барышня, но, кажется, обошлось. Сменила гнев на милость. - А который сейчас час?
-Около трех - потупилась Таня, вставая с колен. - Может, еще поспите?
-С ума сошла? Я теперь не засну. Подай мне воду-буду умываться-поджала губы барышня.
*Хвиля (хвиль) - метель (диалектн)
2
Григорий Тимофеевич Строгов был славен в Порховском уезде и как родовитый дворянин, и как рачительный помещик. Начав службу при Матушке Екатерине в Семеновском полку, к восшествию на престол Павла Петровича, он дослужился до майора, однако здесь и отвернулась от него капризная Фортуна: на одном из смотров Его Величество остался недоволен, за что несколько офицеров, в том числе и он, отправились в отставку. Рассудив по зрелом размышлении, что все к лучшему в этом лучшем из миров, как говорил один великий философ, Григорий Тимофеевич решил, что в тридцать восемь лет пора бы подумать и о семье. А потому не прошло и полугода, как посватался он к Анне Матвеевне Надеждиной- семнадцатилетней девице, в достоинства которой помимо кроткого нрава и милого личика можно было записать триста душ приданого во Владимирской губернии.
Прибавив, таким образом, к своему солидному состоянию в пятьсот душ (отцово наследство) еще две деревеньки, Григорий Тимофеевич, как тогда говорили сделал чрезвычайно выгодную партию. Сразу после свадьбы молодые, какое-то время, жили в столице, но мадам Строгова оказалась весьма слаба на здоровье и сырой Петербургский воздух пагубно отражался на ее состоянии, а потому доктор посоветовал перебраться им в деревню. Так семья и обосновалась в Крутово. Места здесь были отменные - холмы, озера да леса, но в нескольких верстах от усадьбы, напротив, начиналась равнина, будто кто все возвышенности ножом срезал. Посему славились эти земли как отменные охотничьи угодья: летом и зимой устраивали облавы на волков и охоту на кабанов, а осенью и весной ходили на дичь. Немудрено, что, в конце-концов, заделался Григорий Тимофеевич страстным охотником, и, сдружившись с соседями-помещиками, частенько выезжал на гон. Знали его и как хлебосольного хозяина. Всякий, кто пользовался его гостеприимством, признавал, что более радушного хозяина в округе сыскать трудно, а жена его- Анна Матвеевна- олицетворение любезности и такта. Так и жили супруги в любви и согласии, пользуясь всеобщим уважением.Прижили сначала сыночка, а через пять лет- и дочку-красавицу, однако ж, несмотря на всю любовь и заботу, которой Строгов окружал жену, здоровье ее совсем ослабло. Наконец, однажды Анна Матвеевна, так и не оправившись от очередной простуды, занемогла воспалением легких и умерла, осиротив безутешного мужа, одиннадцатилетнего сына и шестилетнюю дочь. Григорий Тимофеевич долго горевал, перестал принимать гостей, забросил охоту, а все дни напролет проводил теперь, запершись в кабинете. Опомнился лишь через полгода, обнаружив, что дети брошены на попечении деревенских нянек да француза-гувернера, вдруг потребовавшего расчета. Тогда-то и задумался Строгов о дальнейшем образовании детей. Сына Никиту он решил отдать в кадетский корпус, а что касаемо дочери Катеньки, то, посоветовавшись с соседкой- добросердечной вдовой-капитаншей Настасьей Кузьминичной Марьиной, остановил свой выбор на частном пансионе m-m Gervais. Там девочку могли научить музыке, словесности, языкам, домоводству да и привить хорошие манеры... А потому, как стал в тот год санный путь, двинулся Григорий Тимофеевич в столицу-пристраивать детей. Прибыв в Петербург, остановился у своего бывшего сослуживца, и в седмицу уладил все дела. Настала пора ехать обратно в имение-отныне расходы возрастали, но возвращался Григорий Тимофеевич с тяжелым сердцем: уж очень горьким вышло прощание.
Оказавшись в Крутово, он первым делом, призвал к себе приказчика Митрофаныча и долго вел с ним беседы на хозяйственные темы. Плут-Митрофаныч юлил ужом на сковородке, но так и не сумел скрыть от барина недоимки, кои наделал за шесть месяцев полного безначалия. Cтрогов страшно разгневался тогда и пригрозил, что повесит мошенника прямо у себя на заднем дворе, но, будучи человеком отходчивым, ограничился лишь угрозами, да запущенною в стену вазой. Та, впрочем, пролетела в полу вершке от головы приказчика,и, не причинив никакого вреда, разбилась.