а горничной всякий раз, как верной наперснице). "Вот, видишь, Танечка, занят он!" - говаривала она. "парад у них намечается, и во фрунте они всякий день". Таньке оставалось только кивать, грешным делом сожалея, что ни разу, и единым слово не помянул ее молодой барин в своих письмах. Хотя, разобраться по сути, и не должен был, наверное, не помнил даже, что есть такая Танька на Свете Божием. А она вот его каждый день помнила, каждую минутку видела перед собой озорной взгляд синих глаз и лукавую улыбку. И от мыслей таких становилось настолько горько, что хоть волком вой... Время шло, письма молодой барин слал сестрице все так же аккуратно, прошли парады, и служба вошла у него в привычное русло, и Львов, по мысли Катерины Григорьевны уж наверняка должен был теперь написать. Но... писем не было. Тогда барышня затосковала. Украдкой, чтобы не заметил папенька, подолгу сматривала в окна, пытаясь разглядеть почтовую карету,или, на худой конец, оказию с желанным письмом, но каждый раз разочаровывалась... Если и приходили письма, то лишь от братца да от тетушки, у которой они должны были остановиться по осени, и, сказать по правде, Таньке очень этого не хотелось. Ну разве дело это: по чужим углам жаться, хоть и в столице? Барышня сказывала, уж больно тетка важная у нее-графиня. Хотя, по -другому смотря, интересно было посмотреть на столицу-просто страсть, да и тешила она себя надеждой, что станет видеть Никиту Григорьича... Не раз и не два слыхала теперь Танька как куколка ее всхлипывает в подушку. Барышня почти совсем перестала есть, и старый барин не на шутку встревожился за единственную дочь, а та лишь отговаривалась тоской по брату. Григорий Тимофеевич недоверчиво хмыкал, но молчал, списывая на девичьи нервы, и в тайне даже советовался с доктором. Однако он только добродушно усмехнулся и посоветовал читать mm-le Strogoff поменьше романов и побольше гулять, благо погода позволяла. Строгов-старший так и сделал, наказав дочери не сидеть в четырех стенах, и теперь она в сопровождении верной Тани частенько бродила по окрестным полям и сиживала подолгу на берегу озера, погруженная в свои мысли. - Он меня забыл, Танечка! - пожаловалась она однажды горничной. -Что Вы, Катерина Григорьевна! Да как же можно Вас забыть-то?? Вот просто случая не представляется, так и не пишет... Кто же от него письмо передал бы? Братец Ваш, по всему видать, любви-то Вашей не благоприятствует, вот и не передать с его письмом весточку, а больше и никак не можно вовсе...-Танька чуть не расплакалась от того, каким тоскливым голосом это было сказано. -И все же, кажется мне... - начала было барышня, но замолчала: где-то поодаль зашуршали кусты и на берег выскочила маленькая босоногая девчушка с толстой русой косой и забавными конопушками на курносом носике. -Барышня-барышня! Там вам письмо пришло от братца и сверток какой-то! - заголосила она, едва завидев Катерину Григорьевну. -Письмо? - вздохнула та и поглядела на горничную, - ну пойдем, посмотрим... Дома Катрин ждало не только письмо. На столе, тщательно обернут в серую бумагу, действительно лежал сверток. -Это книга, Танечка... - бесцветным голосом сказала Катерина Григорьевна, - Я у брата стихов просила, вот он и прислал... -Она забрала книгу, письмо, и отправилась к себе. Танька последовала за ней, предвкушая очередное чтение вслух, но барышня ишь пробежалась глазами по строчкам и, досадливо поморщившись, бросила письмо на бобик. Потом, подумав с минуту, надорвала бумагу и вытащила небольшую, но толстую книгу. Повертела ее в руках да и бросила на пол. -Барышня, ну зачем же Вы так? Нельзя так с книгой-то... - нерешительно проговорила горничная и подняла брошенное. -Тут вот и листок какой-то вывалился... Нечто не жаль? - Танька протянула барыше бумагу и та вдруг с интересом его осмотрела. -Это не от книги... - дрожащим голосом проговорила Катрин. Она прижала ладошку ко рту и посмотрела на горничную загоревшимися глазами. Потом осторожно развернула письмо, словно оно было бабочкой, вот-вот готовой вспорхнуть с руки и стала читать. Танька наблюдала за лицо своей куколки и поражалась, насколько быстро оно меняло свое выражение: с недоверия на удивление, радость, счастье... " Милая моя Катенька! Три месяца прошло с тех пор, как мы с тобою разлучились, а для меня и вовсе будто вечность... Считаю дни, считаю часы, а все пустое... Понимаю, что ждать еще одну вечность. Я, наверное, безумец, что вовлекаю тебя в отношения без определенного будущего, ставя на кон твою репутацию, твои отношения с семьей, твое положение в обществе, наконец... Но я не могу без тебя! Просыпаюсь с мыслью о тебе, и засыпаю. Я уже почти отчаялся написать, да по счастливому стечению обстоятельств узнал,что Нико собирается послать тебе книгу стихов. Подложу в томик это письмо, и, надеюсь, хоть так оно до тебя дойдет... А знаешь, ты мне снишься каждую ночь: то светлым ангелом, какой увидел впервые, то волшебницей из зимней сказки, какой ты мне запомнилась в нашу последнюю встречу... Счастье мое недостижимое, как же я хочу тебя увидеть! А иногда и вовсе пригрезится, что разлюбила,и тогда просыпаюсь в холодном поту. Я тут стал совсем сумасшедшим: ничему не рад, ничто меня не развлекает. Сижу у себя запершись, и хорошо, если Никита зайдет. Знаешь, а ведь он тоже считает, что тебе будет лучше без меня. Подумай еще раз, душа моя, подумай хорошенько, я небогат, батюшка твой меня зятем не примет, и положение мое в свете вовсе не то, которого ты достойна. Откажешь, я пойму, и, клянусь, что больше тебя никогда не побеспокою... Еще не поздно тебе передумать. Сумбурно получилось, но всего в одном письме и не опишешь... Прощай, любимая, будь спокойна и счастлива, твой А." - Танечка... - барышня прочла написанное и мечтательно закрыла глаза. - Танечка, родненькая, ОН не забыл... Он любит! -Ну вот, барышня, а Вы беспокоиться изволили. Все и образовалось, слава Богу! - облегченно вздохнула горничная и бережно подобрала письмо с бобика. А что братец Ваш пишет? -Нико? Ах, пустое... Пишет, что выполнил мое поручение и теперь со спокойной совестью может отправляться на летние маневры, говорит, что убегает от тетушки, которая, почему-то, решила его женить, да ему-то это и не нужно совсем. -Женить? - обмерла Танька,-Это Никиту-то Григорьича? -Вот и я думаю, что наш Никита так никогда не женится. У него один лишь вздор в голове! - Катерина Григорьевна и вовсе не заметила, как Танька поменялась в лице, настолько была рада получить весточку от любимого. - Ах, милая моя, да забудь ты про его письмо! Помоги лучше к ужину переодеться! Василий Дмитриевич вышел из кабинета хозяина крайне довольный собой. Пока все складывалось как нельзя лучше, и барин ни о чем не догадывается. Ну и дураком же был его предыдущий приказчик! Греб деньги, словно лопатой, и в ус не дул. Конечно, не мудрено, что хозяин его выгнал, нет, Василий Дмитрич-то сам так глупо не попадется, тем более ему светит куда более лакомый кусок. Приказчик усмехнулся и пошел на кухню. - А что это ты, Лукерьюшка, все на ногах, да на ногах? Ноги-то, чай, не казенные... - благодушно заметил он суетившейся у печи кухарке. -А ты, Василь Митрич, никак позаботиться обо мне решил? - грохнула ухватом* та. -Ну зачем же сердиться-то? Я ж к тебе по-людски...А налей-ка ты мне щец, да побольше. -Обожди, не видишь, что ли, я занята? -Эх, пользуешься ты тем, что в фаворе у барина, Лукерьюшка! Кто б из дворовых приказчику отвечать-то так мог? -Зато ты, как я не погляжу, уж слишком взабольшный** стал, уж почти как барин? - сердито засопела та и плюхнула в тарелку половник ароматных щей с сушеным снетком. -Как знать... Может и аукнется когда тебе твой острый язык, - сладко улыбнулся приказчик. -Ну разве только ты вдруг барином станешь, но это уж, Василь Митрич, только когда рак на горе свистнет, - Лукерья поставила перед ним тарелку, положила рядом ложку и снова отвернулась к печи. -Злая ты баба, а могла бы быть и поласковей, Мммм... горячо-то как, - поморщился он. -Это с тобой-то поласковей? Вот никак я тебя не пойму, вроде и мужик ты неглупый, но иногда как скажешь что...-фыркнула та -Ай-ай-ай, ну забрали сына твоего в рекруты, так гляди сама: на Кавказе выслужится, офицером станет, свободным будет, а там и тебя выкупит... -Изголяешься***? - кухарка внезапно обернулась, уперла руки в бока и двинулась к нему. -Я? Нет, и в мыслях не было, остынь! - Василий Дмитриевич вжал голову в плечи, словно ожидая удара. -Смотри, не доводи до греха, а то ты меня знаешь, и Яшки не побоюсь!