Теперь сидела она на удобном месте, в накинутом на плечи согревшем ее пальто и с трудом боролась со слезами: не дай бог увидит кто, что плачет, ведь плачет она потому, что ей хорошо...
Спустя несколько дней она увидела на своей тумбочке букет из ярко-красных пионов.
— Твой птицелов притащил,— сказала соседка.— Видно, чуть свет на ноги поднялся, дал цветочникам заработать.
— Почему птицелов? — удивилась Лидия.
— Ор-ни-то-ло-гом работает. Он тут выступал до твоего приезда. Попросили его. Про птиц рассказывал, как их ловят, кольцуют, сколько птица может пролететь без отдыха, для чего люди изучают птичьи перелеты, миграциями они называются. Интересно рассказывал! Ты как считаешь, вороны перелетные птицы?
— Вроде нет. Зимой их видела.
— Эге! Перелетные! Те, чго у нас живут, на зиму улетают южнее, а северные — к нам жалуют. А гуси, кто бы мог подумать, побили рекорд высоты. На девять километров поднимаются! Челоьек в четырех километрах задыхается, а гусаку хоть бы хны. Да ты порасспроси своего птицелова, он тебе специально лекцию прочитает. Приглянулась ты ему, вижу. Интересный мужчина. Вдобый. Может, и стакуетесь?
— Да ты что?
— А ничего. У него жена умерла, говорили тут. Он до твоего приезда ни с кем дах<е не разговаривал, один ходил, не то чтоб танцевать. А многим нравился, к нему даже навязывались бабы. А ты такая, что к тебе надо навязываться... Завидую! А я нетерпеливая. Ты никому не говори, что у меня мужа нет, я только с тобой пооткровенничала. Другим говорю, что и муж есть, и трое детей: два мальчика и девочка... Такое про свое семейное счастье наплету, что и сама поверю. Мужа на войне убили. Живу с тех пор одна. А пошла б за любого. Так в семье пожить хочется. Покормить кого-то, обстирать, пожалеть... Чего бы твоему орнитологу не обратить на меня внимание?
Орнитолог... Звучит-то как красиво. Лидия и не знала, что есть такая специальность и что перелетом птиц интересуются ученые.
Она сама себя называла кухонной копушей. Не было у нее времени читать, погулять в парке, хотя он всего в трех автобусных остановках от ее дома, поболтать с соседками в дворовом сквере. Но она выкраивала время для оперы. Ни драматические спектакли, ни концерты не доставляли ей такого наслаждения, как опера. Разве словами да жестами, пусть и выразительными, скажешь то, что можно передать музыкой и пением?
Она никогда не заглядывала в программу, не хотелось ей знать, кто кого играет. Никто никого не играл. То, что она видела на сцене, что слышала, было не игрой, а жизнью. Любовь торжествует над смертью, благородство над злом. Словно очищаешься вся.
Лидия работала кассиром в сберкассе. Ей нравилась эта работа. Когда весь день на людях, с людьми, свои неполадки и непорядки отодвигались на потом. И главное, надо было подтягиваться, следить за собой. Хочешь не хочешь, устала не устала — следи. И чтобы прическа была в порядке, и одежда, и руки. Сколько глаз оглядит твою голову и руки, пока считаешь или выдаешь деньги?
«Руки у тебя красивые, мама,— говорила Мирочка.— Как у пианистки».
Кириллу тоже нравились ее руки. Он говорил: «Ты, Лида, какая-то очень теплая, удивительно теплая. И чистая...»
Хороший Кирилл человек, ничего не скажешь, хороший. В санатории они ходили вместе на концерты, в кино, гуляли в парке по вечерам. Кирилл все о ней расспрашивал. И о себе тоже рассказывал. Вырос он в крестьянской семье, тринадцатый по счету ребенок. Попробуй накормить-одеть такую ораву! Трудно родителям приходилось.
— Вся чертова дюжина по сей день здравствует,— смеялся Кирилл. — Съедемся к старикам на Новый год — это уж как правило: Ноеый год только с родителями встречать — разместиться негде, все приезжают с детьми и внуками. Каждая семья пирамидой устраивайся. Гомон, веселье, смех. И старикам радость.
Кирилл с любовью рассказывал о своей большой родне, но живет отдельно.
— Пожил в лесу и понял, что в тишине, как в лекарстве, нуждался. Душой отдыхаю. Ты когда-нибудь слышала лес? Закроешь глаза, замрешь — и как будто ты сам часть этого леса... И ты это почувствуешь, я уверен.
— А дети, значит, пускай как хотят, так и живут?
— Правильно. Пускай как хотят, так и живут. Не надо баловать их. Ты для них была нянькой.
— Ты так говоришь, потому что не знаешь моих детей!
— Готов поиерить — идеальные дети. Но ведь ты, в силу своего характера, так и будешь прислуживать им!
— А как же иначе, если жить вместе? .
— Жить отдельно. Надо жить отдельно. Детям нужна самостоятельность, опека, поверь, утомляет...
— Что за черт! — ругнулся Ваня. — Нас в обратную сторону, что ли, везут? Ничего не понимаю... Ехали в одну сторону, теперь возвращаемся. Может, я поезд перепутал?