Когда Бьянка выздоровела, зима была в самом разгаре. Ривуар не разрешил дочери работать и велел Клоринде пораньше отправлять ее в постель, поэтому Бьянка не могла ни одного вечера провести с Марио. Они встречались днем, с двенадцати до часа. Она выходила из дома «подышать свежим воздухом» и ждала его у ворот типографии. И они шли под железнодорожный мост. Там Марио съедал бутерброд, взятый на завтрак. И они были вместе. Казалось, он нарочно жевал медленно-медленно, чтобы на все ее вопросы отвечать неопределенным мычанием. Всегда он садился у будки стрелочника. Кругом сновали путевые обходчики, стрелочники, проезжали маневровые паровозы, и не было никакой возможности поцеловаться хоть разочек. А когда Бьянка ему говорила:
— Ты все сильнее отдаляешься от меня, — Марио отвечал, что она осталась такой же фаталисткой.
Однажды он ей сказал:
— Так дальше не может продолжаться; или ты не будешь такой вредной, или…
— Или что?!
— Я дам тебе хороший урок!
— Дай мне урок, — ответила она. Но Марио сразу же успокоился. В тот день он приласкал ее и даже поцеловал, укрывшись за вагонами стоявшего в тупике товарного поезда. Значит, когда Марио действительно захотел ее поцеловать, подходящее место сразу нашлось! Но чаще всего под тем предлогом, что на улице слишком холодно, Марио уводил ее в зал ожидания станции Кампо ди Марте, где в эти часы всегда было полно народу. Там даже поговорить как следует не удавалось.
— Если я тебе надоела, скажи прямо. Я же знаю, что стала худая, как палка; на лице один нос торчит, а синяки под глазами такие, что страшно смотреть.
Марио в такие минуты беспокоился, как бы их не услышали посторонние, и отвечал совсем невпопад. Слезы навертывались ей на глаза. Однажды она решилась спросить, почему он не делает ей предложения официально, ведь тогда ему разрешат приходить к ней домой по вечерам и они чаще будут вместе. Марио отвечал, что еще не время. Но очень скоро, при первом же «подходящем случае» он обязательно объяснится с ее родными.
— Когда же это будет? — спрашивала Бьянка.
— Как только меня переведут на монотип и повысят заработную плату. Тогда твой отец не рассмеется мне в лицо. Мол, нечего сказать, хорош зятек, зарабатывает тридцать шесть лир в неделю!
Разве мог такой ответ успокоить Бьянку?
Недавно они шли вместе через «Луна-парк» на ярмарку в Сан-Галло. В своем павильоне мадам Ассунта гадала Бьянке по руке и сказала, что у нее «в определенный момент линия сердца обрывается». Марио же она, наоборот, предсказала, что его ждет в жизни большая любовь. Когда они возвращались с ярмарки, Бьянка сказала:
— Вот видишь, Марио! Как можно связать воедино такие разные жизни?
Марио не ответил. Он был взволнован, пожалуй, даже сильнее ее. Не замечая, что держит в руках весь кулек с печеньем бриджидино, он попросил у нее одну лепешку. В последнее время Марио стал необыкновенно раздражителен: когда с ним ни заговори, он всегда думает о чем-то своем. Однако были признаки и похуже. Недавно произошел случай, который заставил Бьянку решиться на отчаянный поступок. В субботу вечером она шутя вытащила у него из кармана конверт с получкой. И раньше, чем Мармо удалось вырвать конверт у нее из рук, она успела заметить цифру — сорок пять лир с чентезимами. Стало быть, его уже перевели на монотип! Тайна, открытая ей Ауророй, разожгла фантазию Бьянки. Значит, и Марио так же, как и Бруно, может «привязаться к другой женщине». Марио, целующий ее после другой женщины, — от одной этой мысли у Бьянки голова кругом пошла. И он может целовать другую женщину, ее Марио, от которого, когда они сидят рядом у железнодорожной насыпи, приятно пахнет типографской краской; он, такой близкий ей, такой красивый парень с белыми крепкими зубами и широкой грудью! Однажды вечером, во время ее болезни, Марио пришел навестить ее, и, когда Клоринда на минутку оставила их одних, Бьянка сама поцеловала его в эту широкую грудь. Значит, можно любить в нем не только серые глаза и причесанные на пробор черные волосы, но и тело его, и походку, и голос. А вот вчера они простились нехорошо, поссорились из-за сущего пустяка. После обеденного перерыва Марио хотел идти к типографии через мост, а она — спуститься по откосу. В конце концов, чтобы досадить один другому, каждый пошел своей дорогой. И вот Бьянка решила пойти к Марио домой и помириться. У него в комнате они впервые за несколько месяцев могут и поговорить подольше.
У мусорщика Чекки зазвонил будильник. Только еще шесть часов утра, а Марио не выходит раньше половины восьмого! Бьянка решила сделать ему сюрприз. Обрадуется он или разозлится? Но если Марио не воспользуется случаем, чтобы выпросить у нее поцелуй, потом еще один, еще и еще, как это было в первые дни, значит, он больше ее не любит и все кончено: другая женщина завладела им.
Бьянка поспешно и вместе с тем тщательно оделась, со всех сторон оглядела себя в зеркале. На лбу волосы не совсем хорошо лежат, от пудры лицо бледнее, чем всегда. Жакет топорщится на плечах. Она слегка подкрасила щеки и губы, сняла жакет: «В юбке и в блузке как-то приличнее!» На дворе довольно холодно, но ведь надо всего только перебежать через улицу. Это самое трудное: перебежать улицу, чтобы никто не заметил! Хорошо еще, что час совсем ранний. Однако кое-кто из соседей уже встал и готовится выйти из дому. Бьянка стояла на пороге и со страхом, с затаенным чувством вины озиралась по сторонам; точно так же озирался Джулио в тот день, когда он вышел, чтобы спрятать мешок в угольной лавке. Бьянке повезло: она в один миг пересекла полутемную улицу, едва освещенную двумя фонарями, взбежала, по лестнице, и вот она уже стоит у дверей комнаты Марио. Теперь надо отдышаться. Отчего так стучит в висках, словно у нее жар, как в дни болезни? Наконец она постучалась. Сначала тихонько, потом посильнее, а так как Марио не просыпался, Бьянка начала барабанить в дверь и кулаками и ногами. Ей казалось, что эхо ее ударов разносится по всей виа дель Корно и из всех окон уже высовываются головы любопытных. Наконец из-за дверей донесся сонный, немного встревоженный голос Марио: «Кто там?» Бьянка не в силах была сдержать смеха, веселого и шаловливого, как у ребенка. Она быстро отворила дверь и, увидев Марио в майке, в трусах, с голыми ногами, разразилась хохотом. От неудержимого смеха у нее подкашивались ноги, она прислонилась к косяку двери. Однако Марио встретил ее весьма нелюбезно.
— Ты с ума сошла! Что тебе надо? — резко спросил он.
— Пришла навестить тебя. Что ж ты не приглашаешь войти?
— Да ты сознаешь, что делаешь? Тебя наверняка кто-нибудь уже заметил. Иди домой!
В ответ Бьянка проскользнула в дверь. Она вошла в комнату и, стараясь говорить непринужденным тоном, с вызовом спросила:
— Может быть, ты не один?
Но от этих игривых слов кольнуло в сердце, и она бросила быстрый взгляд на пустую смятую постель. Комната была совсем невелика, и мебель только самая необходимая. Бьянка сразу же подошла к спинке кровати и, невольно ухватившись за нее руками, спросила тихим и нежным голосом:
— Ты здесь спишь, да? Марио затворил дверь.
— Конечно. Как это странно, не правда ли? — ответил он с иронией, обидевшей Бьянку. — Ведь ты же сама нашла мне эту комнату.
Повернувшись к ней спиной, он стал натягивать брюки. Пока он одевался, Бьянка притворялась, будто рассматривает потолок. Потом спросила:
— Я вчера огорчила тебя? Ты сердишься?
— Да, сержусь! — решительно ответил Марио. — У тебя куриные мозги. В этом все дело!
— Давай помиримся? — прошептала она, робко поглядев на него. Он зашнуровывал ботинки. Волосы у него были растрепаны, в комнате стоял запах табака.
— Худой будет мир! Так и прощай тебе все, даже такие выходки!
Бьянка подошла к нему и села рядом на край кровати; она чувствовала, что надо быть мягкой и покорной. Марио сидел, совсем близко, она даже касалась его плечом. Они были одни, и в комнате пахло крепкими сигаретами. В последнее время Бьянка жила в постоянном страхе, в ожидании несчастья. И сейчас она была в каком-то забытьи, ее страшило пробуждение. Нежным девичьим голосом Бьянка лукаво спросила у него: