— Ты так и не хочешь меня простить?
Она ждала: сейчас Марио обнимет ее и поцелует. Но он, не глядя на нее, поднялся с постели и, отвернувшись, сказал:
— Мне надо с тобой серьезно поговорить, Бьянка. Я все равно хотел это сделать сегодня или, в крайнем случае, завтра. Но раз ты уже здесь, тем лучше. — И он решительно повернулся к ней лицом.
Растерянность сменилась мучительной тревогой. Для этого Бьянке достаточно было лишь взглянуть ему в лицо и услышать его голос. Лицо у него стало хмурое, сердитое и растерянное. Тогда она спросила с напускной ребяческой наивностью:
— Ты, кажется, хочешь сообщить мне что-то нехорошее?
— Да, нехорошее! Я знаю, что причиню тебе боль. — Он отложил гребенку, которой причесывался перед зеркалом, и сел рядом с ней. Наклонив голову, с трудом подыскивая слова, Марио продолжал: — Видишь ли… В молодости можно ведь ошибиться, правда?
Закинув руки за спину, Бьянка крепко вцепилась в кровать. Потом ощутила за плечами странную пустоту, точно руки ее потеряли опору, и почувствовала, что вот-вот упадет. Слезы комком подступили к горлу, но она сразу же заставила себя иронически улыбнуться. Улыбка вышла горестной, словно крик о помощи. Даже сейчас Бьянка оставалась все той же Бьянкой.
— Отставка по всем правилам, не так ли? — И она разразилась слезами, точно девочка, которую в наказание поставили в угол. Марио положил ей на колено руку и ласково, но твердо сказал:
— Я тебя люблю и говорю это не для того, чтобы тебя утешить. Ты первая девушка, в которую я влюбился. Но потом я понял, что настоящая любовь это совсем не то. Я и сейчас тебя люблю, но только по-другому.
Бьянка уже подавила слезы и тихо сказала:
— Такая уж у меня судьба!
Тогда Марио поднялся и, словно правда была на его стороне, стал ее упрекать:
— Какая может быть судьба в восемнадцать лет! У тебя вся жизнь впереди! Если ты будешь откровенна сама с собой, то признаешься, что и ты меня по-настоящему не любила. Ведь в мечтах любовь представлялась тебе совсем другой.
Бьянка тоже поднялась и, стараясь не плакать, но все еще всхлипывая, спросила:
— Ты так думаешь? — Потом добавила: — Я не буду тебе помехой. И не спрашиваю — кто она.
Она протянула ему руку. Марио задержал ее руку в своей, но Бьянка резко вырвалась и бросилась к двери — пусть он не видит, что ее глаза снова полны слез. Сбежав вниз по лестнице, она перелетела через улицу раньше, чем Антонио вышел из дому с новой лопатой на плече. Он ее не заметил. Когда супруги Квальотти, раздобыв денег в долг, счастливые, вернулись домой, они застали Бьянку в лихорадке.
«Второй приступ», — испуганно подумали они.
Глава восемнадцатая
«Новой эре» едва пошел пятый год. Прогорели последние угли, и вот наконец мы живем как должно. Виа делла Роббья и другие похожие на нее улицы Италии могут спать спокойно. Порядок восстановлен. А вместе с порядком восстановлена, разумеется, и законность. На насилие пришлось отвечать насилием. Это неприятно, но что же поделаешь! Когда в селение забегают волки, надо браться за дубины. Даже Христос поднял плеть на осквернителей храма, посему кардинал Мистранджело, у которого глаза добрые и невинные, как у ребенка, благословил знамена черных банд. Мудрый король и сын просвещенного народа спасли устои общества и духовные ценности, которым угрожал взбунтовавшийся плебс. «Они спасли, — сказал сто-то без малейшей иронии, — и козу и капусту». Кто там еще говорит о терроре? Оставьте, пожалуйста! Вы живете вне времени и пространства. А вернее всего, чувствуете за обой кой-какие грешки. Настала первая подлинно прекрасная послевоенная весна: деревья в цвету, трамваи и автобусы ходят по расписанию, в кино и в театрах царит полнейший порядок. Спокойно торгуют магазины, работают фабрики, устраиваются парады, в церкви служат воскресные мессы. «Революция» течет, как течет жизнь — спокойно и размеренно. Следуя своему правилу, полиция приноравливается к новым порядкам, она обещала гражданам, что наряду с действиями, которые в силу недавно принятых чрезвычайных законов позволяют выловить и упрятать под замок все «зловредные элементы», будет проведена широкая кампания по борьбе с преступностью и проституцией.
Бригадьере, который надеялся, что его произведут в следующий чин, а вместо этого получил лишь благодарность в приказе, вызвал к себе содержателя гостиницы «Червиа». Бригадьере официально сообщил Ристори, что должен лишить его своего покровительства. Во всяком случае, на некоторое время. И действительно, в эти последние дни отряды полиции нравов «чистят панели». При этом они прибегают к тактике птицеловов, когда те, спрятавшись за кустом, подкарауливают жаворонков. До сих пор Элизе удавалось ускользнуть от агентов, но Киккона, попалась и была выслана на свою родину, в Лукку; попалась и Ада, у которой тюремный врач обнаружил сифилис второй стадии, и даже такой ветеран, как Розетта: она — закоренелая рецидивистка, так что теперь ей на шесть месяцев обеспечен хлеб в тюрьме Санта-Вердиана. А вместе с ними забрали и многих других. Для проституток это был настоящий погром, одно из тех общественных бедствий, которые, с тех пор как существует мир, сопутствуют каждой смене правительства. Но подобно евреям, за долгие века преследований проститутки приобрели опыт. Они только чертыхаются, но не сдаются. Они прибегают ко всяким уловкам, чтобы не попасть в расставленные для них сети. Ведь надо лее что-то есть, хотя бы один раз в сутки, — и нам и тем, кого мы должны кормить. Более молодые и привлекательные решаются на трудный шаг, который означает для них потерю свободы и кандалы на ногах, совсем как в тюрьме. С такой участью вот уже несколько месяцев мирится Олимпия — после той Ночи Апокалипсиса, когда она, боясь мести Освальдо, ушла из гостиницы «Червиа», а Уго исчез без следа. Теперь она живет в Южной Италии и время от времени пишет Ристори открытки — просит его сообщить что-нибудь «о нашем друге». Но у Ристори никогда не находится времени для ответа. «Этого еще не хватало! — думает он. — В такое время, как сейчас, писать о неблагонадежном человеке!» Пусть даже только для того, чтобы сообщить о нем их общей приятельнице! Впрочем, Ристори, кроме адреса, почти ничего не знает об Уго.
Виа дель Корно знает об Уго только то, о чем информирован политический отдел квестуры, взявший его под надзор. А политическому отделу известно, что «в настоящий момент коммунист, бывший „народный смельчак“ Уго Поджоли, по-видимому, отказался от всякой политической деятельности. А его свидетельские показания о событиях, имевших место в ту злополучную ночь, оказались в результате энергичного расследования лишенными всякого основания. Тем не менее необходимо каждодневно и весьма бдительно вести за ним наблюдение. Он торгует овощами и фруктами на рынке Сант-Амброджо, где за ним закреплено постоянное место; в торговле ему помогает его любовница Джезуина Кончетти. Оба проживают в мансарде дома № 60 на виа дель Аньоло, неподалеку от рынка. Кончетти — бывшая прислуга Синьоры, занимается ли она проституцией, не установлено…»
После того раннего октябрьского утра, когда Уго и Джезуина тайком покинули дом Синьоры, пришла осень и принесла с собой туман, непогоду, первые каштаны и позднюю капусту. Потом пришла и зима с морозами, мокрым снегом и яблоками ранет. А вот уже и весна — появилась черешня и зеленый горошек. Соединив свои молодые жизни, полюбив друг друга, Уго и Джезуина, сами того не сознавая, порвали все связи с прошлым, тем прошлым, которое засасывало их в смрадное болото противоестественных отношений и случайных связей, грязнило и убивало в них человеческие чувства. И если любовь — это слияние двух планет, которые с первого дня творения искали друг друга в мировом пространстве, то Уго и Джезуина светят сейчас единым светом.
Уго больше не торгует овощами вразнос. Он взял на имя Джезуины патент и получил постоянное место на рыночной площади. Но мы пока еще не вправе рассказывать обо всех его делах — кое-что должно оставаться тайной Уго и Джезуины. Как обычно, Уго выходит ранним утром. Около восьми часов Джезуивд, закончив уборку квартиры, присоединяется к нему; к тому времени овощи и фрукты уже разложены на лотке. Наши зеленщики наперебой расхваливают свой товар и ублажают покупателей, не забывая при этом и о своей выгоде. Около полудня Джезуина уходит домой готовить завтрак. Часа через два возвращается и Уго.