Щенка очень интересовало, откуда мать приносит ему пищу, куда уходит каждый день, что находится там, за пределами норы? Оттуда всегда так заманчиво струился неяркий свет и пахло чем-то колко-бодрящим, вкусным. Попытки выяснить все эти вопросы в присутствии матери оканчивались тем, что рысь с недовольным рычанием откатывала, иногда, рассердившись, отбрасывала щенка вглубь норы. Как-то мать задержалась на охоте дольше обычного и не прибегала проведать щенка: на месте ли он? Собака успела вздремнуть, поиграть с заячьей костью (у нее росли и «чесались» зубки), погонять лапой и мордой по всей норе кедровую шишку, а ее все не было и не было. Щенок заскулил и даже всплакнул. Потом медленно начал подползать к выходу из норы. Такой заманчивый и такой запретный свет ближе, ближе. Он ослеплял, и щенок щурился, было больно глазам. И вдруг узкие стены и потолок норы пропали, остался один пол, широкий до бесконечности земляной пол! Пес удивленно покрутил головою, как бы не доверяя зрению. Куда же все это подевалось?! Вместо стен и потолка были деревья, прозрачные пахучие сгустки воздуха, бездонная голубизна неба, а там, на головокружительной высоте, сияло что-то очень яркое и круглое, которое невозможно было как следует рассмотреть…
Внимание щенка привлек островок грязно-серого снега. Он замотал хвостом: что такое? Коснулся неотвердевшей подушечкой зернистого снега и тут же отдернул лапу. Холодно! Затем по мягкой влажной перине из прелых прошлогодних листьев прошел, не переставая вилять хвостом, к лиственнице. Что такое? Ствол был твердым, шершавым; опершись о него передними лапами, показав миру розовый живот, щенок быстро-быстро заработал ими (кроме зубов, у него «резались» и оттого «чесались» коготки). Очень даже удобно!
В воздухе стоял беспрерывный птичий гомон. Разбуженные весной разноцветные птахи невесомыми бабочками перепархивали в макушках деревьев. Но вот одна из них с желтой грудкой и черной головкой снизилась, села на тонкую ветку куста, зацвиркала прямо в морду щенка. Пес замер с поднятой лапой. Рассмотрел птаху и так и эдак, склоняя голову то на одну, то на другую сторону. «Ты кто такая?» - спрашивал его взгляд. Птица раскачивалась на ветке, как на качелях. Туда-сюда, туда-сюда. Щенок неотрывно следил за нею, и голова его тоже раскачивалась вслед за движениями пушистого комочка. От таких упражнений все запрыгало перед глазами, и он чуть не упал. Фыркнул недовольно, как бы стряхнул навязчивое видение и отбежал прочь.
Потом вдруг разом замолкли, оборвались птичьи голоса. Щенок поглядел туда, где только что сидела птица с желтой грудкой и черной головкой. Ее не было. Лишь покачивалась тонкая ветка.
Наверху, то и дело загораживая собою солнце, ходил кругами ястреб-стервятник. Пес задрал голову и с любопытством смотрел на него. «Ты кто такой?…»
Птица вытянула книзу короткую шею. Вот-вот она ринется на живую добычу…
Недаром говорят, что материнское сердце чует беду на расстоянии. Что-то заставило рысь бросить затянувшуюся погоню за зайцем и опрометью бежать к норе. Успела в самый раз. Ястреб, раскинув острые крылья, уже завис над щенком, выпустил когти-иглы.
Как ни был молниеносен рысиный прыжок, верткой птице все же удалось уйти от звериных клыков. Легко подбросив мощными крыльями свое литое ладное тело, она взмыла ввысь.
Щенок с крайним недоумением и любопытством поглядывал то на приемную мать, то на удаляющуюся птицу. Затем ему захотелось повторить то, что только что сделала мать, собезьянничать. Разогнавшись, он с рычанием бросился вслед улетевшему ястребу, но не рассчитал прыжок, ткнулся мордой в ствол лиственницы и взвыл от боли.
Рысь не спеша подошла к неразумному своему детенышу. Пес полагал, что она сейчас начнет, как обычно, ласкать, облизывать его. Но произошло совершенно противоположное: движением лапы она опрокинула щенка на спину и задала ему жестокую взбучку. Пес и визжал, и скулил на одной тонкой длинной ноте. Но все это было напрасно. Он получил сполна. Чуть живого, с прокушенным острейшими рысиными зубами ухом, множеством кровавых ран на теле его отшвырнули к норе, затолкали в самый дальний угол. Там он пролежал два дня, зализывал раны и впервые в своей коротенькой жизни уяснил; что на свете существует понятие «нельзя», нарушение которого ведет к ужасным неприятностям. Это понятие распространялось пока на единственное конкретное желание: нельзя выходить из норы.