Патриарх Иов, которому Фёдор передал на верховный суд донесение членов комиссии Угличской, мог бы, казалось, обличить несправедливость следственного дела. Но, вместо улики, он основался на этом донесении и объявил на соборе пред царем, что «смерть царевича Дмитрия учинилась судом Божиим и что Михайло Нагой государевых приказных людей Битяговских и других велел побить напрасно, из личной злобы, за усердие их к государю. За столь великую измену, продолжал Иов, Михайло Нагой с братьями и углицкие мужики заслуживают всякого наказания; но это дело земское, зависящее от гнева и милости государя, а наша обязанность молиться о тишине междоусобной брани.» Как слабый человек, Иов не смел противостать могуществу лукавых царедворцев; но как ревностный христианин, он, по собственным словам, «много болезновал» об обстоятельствах, которым должен был покоряться. Доказательством его сознания неправды в Угличском деле служит одно уже то, что, описывая подробно царствование Фёдора, он не сказал ни слова о смерти царевича Дмитрия. Угрызения совести слабодушного пастыря церкви были конечно тем жесточе, что Фёдор, основавшись на его мнении, поручил суд над «виновными» боярам; а те, чтоб скрыть концы, разослали всех Нагих по темницам в отдаленные города, несчастную царицу, мать Дмитрия, заставили постричь в монахини и отправили в дикую пустыню св. Николая на Выске (близ Череповца), около двухсот угличан, обвиненных в убиении невинных, казнили смертью, многим отрезали языки, многих заточили, большую часть вывели в Сибирь и населили ими город Пелым. Так погиб царевич Дмитрий с удельным своим городом; но имя его послужило в последствии орудием самого необыкновенного мщения человеческого и небесного над виновниками его смерти.
Не известно, теперь ли родилась в уме Бориса Годунова мысль об обладании московским престолом, или уже и прежде она управляла его действиями; но с этого времени царственное величие очевидно сделалось его целью. Фёдор болел, дряхлел и видимо приближался к смерти; право на престол переходило после него к родственникам его, Рюриковичам, Гедиминовичам, Романовым; а кто бы из них ни воцарился, падение временщика было неизбежно. Значит, уже не одно безграничное властолюбие, но и самая заботливость о личной безопасности указывала ему, в чем искать необоримой для завистников опоры. Нужно было только устранить соискателей престола и возвысить свое право над ними. Предусмотрительный ум ясно представил Борису положение властей в безгосударное время. Начальным человеком делался тогда патриарх, и как, по недостатку прямого наследника, предстояло избрание на царство, то первый и сильнейший голос в этом избрании принадлежал ему. Борису нужно было только заставить Фёдора завещать престол царице Ирине, или по крайней мере уверить в том верховную думу [4]. При содействии царского душеприказчика, Иова, легко было и этого достигнуть.
Но посреди таких соображений и мечтаний о венце Мономаховом, ропот народа на злодейства в Угличе и на неправды верховного правительства напомнил Годунову о самой сильной партии в безгосударное время [5]. Скоро представился ему случай расположить к себе и эту партию. В отсутствие Фёдора, отправившегося в Троицкий поход [6], загорелась Москва. Пожар взялся с Колымажного двора и в несколько часов истребил улицы: — Арбатскую, Никитскую, Тверскую, Петровскую до Трубы, весь Белый-город, а потом Посольский двор, Стрелецкие слободы и все Занеглинье, так что уцелели только Кремль и Китай-город, где жило знатное дворянство. Столица превратилась в обширное пепелище. Народ был в отчаяньи; целые толпы бежали на Троицкую дорогу — встретить Фёдора и просить помощи. Годунов является посреди шумных сборищ, выслушивает жалобы, изъявляет участие, обещает всем немедленную помощь. В самом деле никто не остался без пособия. Одни получили из казны деньги, другим даны льготные грамоты; по воле Годунова, выстроены государскими плотниками [7] целые улицы; Москва явилась из-под пепла в новой красе, и народ, успокоенный, облагодетельствованный, не знал Годунову цены.
Русские и иноземные писатели повторяют молву, будто Годунов сам зажег столицу, чтоб обратить мысли каждого к собственному горю и заглушить толки о смерти Дмитрия. Но современные летописцы-иноки почти все были недоброжелатели Борисовы, а иностранцы описывали московские происшествия до 1600 года, основываясь на народной молве [8]. Не щадить соперников на пути к возвышению свойственно многим честолюбцам, но играть людьми бессовестно до такой степени решаются немногие злодеи. Гораздо вероятнее, что московский пожар так же мало зависел от Годунова, как и последовавшее за ним нашествие татар [9], в котором также его обвиняли.
4
В Никон. Лет. VIII, 34, сказано, что царь Фёдор, на смертном одре, завещал царице Ирине не царствовать, а постричься; на вопрос же патриарха Иова: кому приказывает царство? отвечал: «В нем волен Бог, как Ему угодно, а с царицею у нас улажено, как ей жить по смерти.» Это весьма вероятно: однакож, по усердию к Годунову Иова, в грамотах об избрании говорится о завещании Ирине престола. На этом, видно, основании и в грамоте об избрании на престол Михаила Фёдоровича Романова (Собр. Госуд. Гр. I, 602), сказано, что Фёдор оставил престол супруге своей Ирине, а в списке сановников, в Др. Росс. Вивлиоф. XX, 66, сказано именно, что он вручил скипетр Ирине.
5
Дневник Марины Мнишек, в Сказ. Совр. о Дим. Сам. IV, 62: «Должно заметить, что в Московии народ всегда имеет более силы, чем сенат, особенно при избрании царя и во время бунтов.»
6
Так назывались путешествия царей на богомолье в Троицкий Сергиев монастырь. Были также походы Савинские, Звенигородские, Кашинские, Переяславские, Можайские, Колязинские, Угрешские, Кириловские, Боровские и Углицкие. Древние русские цари вменяли себе в благочестивую обязанность совершать часто эти походы, или объезды, в отдаленные монастыри. Чаще всего предпринимали они походы Троицкие, иногда даже пешком. Во всяком случае, они сопровождаемы были многолюдным конвоем и азиатским великолепием, для произведения на народ сильного впечатления. Например, один передовой отряд, с пушкою и царским аргамаком, состоял из 1,300 воинов. Далее тянулись телеги: запасная казна, образная, постельная, телеги портомойные мовные, оружейная, поборная и проч. в сопровождении наплечных мастеров (портных), шапочников, чеботников, нашивочников, чистоплатов, и пр. и ир. Любопытное описание Троицких походов г. Забелина см. в Чтен. Общ. Ист. и Др. Р., 1846, дек.
7
Из наказа посланнику Исленьеву, в 1591 году, видно, что «городовые дела всякие делали из казны наймом; а плотников устроено больше тысячи человек: да тех по всем городам и посылают.» (Карамз. X, пр. 196).
8
Толки народа о Годунове были явно несправедливы: народ верил, что он колдун, что он извел отравою Фёдора и даже своего нареченного зятя, герцога датского.
9
«Войде в мысль (сказано в Никон. Лет.) во многие простые люди украинские (пограничные), что приведе царя Крымского под Москву Борис Годунов, бояся земли про убойство царевича Дмитрия.»