— Нет. Он не желает работать на оккупантов.
— Узнаю старую гвардию! Что он делает?
— На Большой Фонтанской дороге, против тюрьмы, открыл магазин. Отец Артура, колбасник, поставляет ему копчености. Торговля идет бойко. Вы, наверное, не знаете, Берндт женился.
— Вот как? Кто же она?
— Елена Холм. Вдова. Ее муж, врач, был арестован в тридцать седьмом году... Интересная женщина. Артур влюблен в нее по уши.
— Скажи, Юля, могли бы мы сегодня же навестить родных Ани? Ну и, конечно, если удастся, повидать Берндта.
— Признайтесь, Николай Артурович, вы сегодня обедали?
— Признаюсь, не обедал...
— Как вы относитесь к манной каше?
— Весьма положительно, еще с детства. Особенно с клубничным вареньем...
— Сейчас я сварю, правда на воде и... Обойдетесь без варенья, ну а после...
Но и после на Малороссийскую они не пошли: подумали и решили отложить визит к родным Ани до получения документов.
Вопрос с пропиской был решен на следующий день: Артур Готлибович вписал сына в «авторизацию» — список жильцов квартиры, а в полиции сказал, что его семья обменяла паспорта на аусвайсы, и попросил поставить штамп. Не сверив представленную «авторизацию» с копией, хранящейся в полиции, чиновник поставил штамп прописки.
С легальным положением пришло чувство уверенности, и Николай отправился на Мечникова, два, в Управление «Стройнадзора».
Чтобы внушить большее уважение к своей персоне, Вагнер продержал его в приемной около часу, но в кабинете поднялся Николаю навстречу, был очень любезен, тут же написал отличную характеристику и рекомендацию на имя директора завода инженера Купфера.
Зинаида Никитична СЕМАШКО.
Сестра жены Н. Гефта, активный член подпольной группы.
— Купфер — румынский немец, — предупредил его Вагнер, — но ярый румынофил. Отлично владеет русским. Если у вас возникнут какие-либо трудности, обращайтесь прямо ко мне»
Но трудностей не возникло. Шеф завода, как его здесь называли, инженер Купфер дал приказ о зачислении Николая Гефта старшим инженером по механической части.
Уже наследующий день надо было приступить к работе, поэтому нельзя было откладывать встречу с родными жены и Артуром Берндтом.
На Малороссийской его и Юлию приняли сердечно, Николай не открыл им своей миссии, но и не рассказал официальной версии своего появления в Одессе, держался он просто, непринужденно. Разумеется, родителей интересовала жизнь дочери и внуков, но Николай не мог полностью удовлетворить их любопытство: он расстался с женой и детьми полтора года назад, а письма от Ани были скупыми и краткими. На вопрос, что он думает делать в Одессе, ответил, что завтра начинает работать на судоремонтном заводе. Отец поджал губы и, не скрывая своего неудовольствия, сказал:
— А вот Берндт отказался работать на немцев...
Артур Густавович БЕРНДТ.
Инженер-радист, принимал деятельное участие в работе подпольной группы.
Николай это замечание пропустил мимо ушей и обратился к свояченице:
— Кстати, Зина, у меня к тебе просьба: зайди к Артуру и спроси, могу ли я его повидать.
Зина вышла из комнаты.
Общий разговор как-то заглох, поэтому все оживились, когда вошла Зина и сказала, что Берндт дома один и, конечно, ждет его.
С Артуром они не виделись пять лет. Он мало изменился. Такой же быстрый в движениях, немного угловатый, вот только глубокой складки на переносье раньше не было.
Артур вышел.
Николай осмотрелся: в комнате чувствовалась заботливая женская рука. На стене среди фотографий теплохода «Украина» висел портрет женщины.
Артур вернулся с бутылкой холодного вина и фруктами.
— Жена? — спросил его Николай, разглядывая женский портрет.
— Да, Лена...
— Красивая женщина. Ты счастлив?
Словно не слыша вопроса, Артур разлил по бокалам вино. Они чокнулись.
— Поздравляю! — сказал Николай.
— Счастлив я? — потягивая маленькими глотками вино, повторил Артур. — Даже не знаю, что тебе ответить... Тревожно мне... Не сплю по ночам, прислушиваюсь...
— Ты чего-то боишься?
— Не за себя, за нее боюсь, за Лену. Открыл я маленькую лавочку на Большой Фонтанской, напротив тюрьмы. Лена завела интрижку с тюремным начальством, спаивает надзирателей, угощает вином конвойных, и все это ради того, чтобы «толкнуть», как она говорит, передачи заключенным, письма...
— Смелая женщина! А ты, что же, против?
— Я против безрассудного риска, против бравады, с которой она все это делает. Начиталась чувствительных романов и вот... При случае еще хвастает, смотрите, мол, какая я бесстрашная! Понимаешь, у нее это азарт, игра в конспирацию. Я удерживаю ее, а она меня иначе, как немецким прихвостнем, не называет...