— Интересно! — Сема потер руки и накинул на плечи шинель. — Теперь я все понимаю!
— Что ты понимаешь? — возмутился дедушка. — Ты можешь сейчас полететь и, энедем-пендем, доложить Трофиму, так я тебя не прошу. Еще не хватает, чтоб от меня шли доносы! Очень нужно мне наживать врагов.
— Какие враги? — засмеялся Сема. — Комиссар уже давно знает про это!
— Знает? — переспросил дедушка. — Тогда очень хорошо. Лишь бы не от меня.
Сема выскочил на улицу… Дело подходило к концу, и загадка уже не была загадкой. Пойти рассказать все Трофиму или просто взять и привести этого Осчеквалапа? Сема быстро отправился на розыски Пейси. Хотя приятель заважничал после поездки с пакетом, но все-таки ум хорошо, а два лучше…
Пейся сидел дома за круглым столом и что-то писал, открыв рот и высунув кончик языка.
— Сочиняешь? — насмешливо спросил Сема.
— Да, — недовольным голосом ответил Пейся и прикрыл ладонью тетрадь. — Можешь не заглядывать!
— Ну, слушай, — нахмурился Сема. — У меня был от тебя очень важный секрет.
— Я тебя не прошу. Можешь не рассказывать…
— Обожди… — оборвал его Сема и, стараясь быть кратким, рассказал историю Фраймана. — Как теперь быть? Пойти сказать Трофиму или просто привести его?
— Можно не торопиться, — уклончиво ответил Пейся. — А большой у него мандат?
— Как это — не торопиться? — возмутился Сема. — Он уедет, и что тогда мне останется? Гнилые подковы из-под мертвых коней! Тоже сказал!
— Что ты хочешь? — с важностью спросил Пейся, вставая со стула. — Ты хочешь, чтоб я с тобой пошел? Я готов. — Он ловко заправил отцовский пиджак в брюки и, спрятав тетрадь в какое-то тайное место, открыл дверь. — Пойдем!
У Семы была хорошая память, и он знал, как арестовывают. Но зайти в квартиру Фраймана они не решались. Все-таки Осчеквалап! И, договорившись, принялись ждать его у ворот. Ждать пришлось долго. Уже не раз с тоской заглядывал Пейся во двор, но Фрайман все не шел.
— Послушай, — заговорил Пейся, — а вдруг он не выйдет?
— Тебе уже не терпится? Жди!
— А вдруг он лег спать?
— Жди, говорю!
— А вдруг он заболел на наше счастье?
Но Сема не успел ответить ему. Сделав прыжок, он очутился рядом с Фрайманом и, вспомнив слова матроса, торжественно объявил:
— Именем революции следуйте за мной.
Фрайман с удивлением посмотрел на Сему и, рассмеявшись, ответил:
— Хорошо. Но куда вы идете?
— Вас зовет комиссар.
— Интересно, — Фрайман пожал плечами, — какие у меня с ним дела? Тут, наверно, какая-нибудь путаница. Ха! — обрадовался он, увидев Пейсю. — Два моих ученика. Через мои руки вы получили ремесло… Послушай, — обратился он к Семе, — ты точно слышал, что именно меня звал комиссар?
— Своими ушами, — твердо ответил Сема.
— Странно, — удивился Фрайман и зевнул, начиная нервничать. — Тут есть еще Фруйман, так нас всегда путают.
— Пойдемте, — хмуро повторил Сема и взял Фраймана за локоть.
— Можешь за мной не ухаживать, — закричал Фрайман, — а то ты, кажется, получишь баню!
Они подошли к дому Магазаника, и Сема, пропустив вперед уполномоченного Осчеквалапа, взбежал по лестнице.
— Комиссар у себя? — спросил он вестового.
— У себя.
— Пейся, — сказал Сема, усиленно подмигивая, — ты посиди с ним здесь, а я скажу комиссару.
Через десять минут Фраймана попросили в комнату к Трофиму. Он вошел, вежливо поклонился и сел, положив на колени шляпу. Трофим с лукавым любопытством смотрел на гостя.
— Так вы и есть Фрайман? — улыбаясь, спросил он.
— Я.
— Ваш мандат!
— Пожалуйста, сделайте одолжение! — быстро заговорил Фрайман и протянул комиссару бумагу с четырьмя печатями.
Трофим внимательно прочел мандат и, разгладив, положил бумагу перед собой:
— Так. Плохая липа! Кто вам ее сделал?
— Я не понимаю, — растерялся Фрайман.
— Вы не понимаете? — удивился Трофим. — Вы, такой находчивый делец, и вдруг не понимаете?.. В уезде вам ее дали?
— В уезде.
— Кто именно?
— Я его не знаю, — оглядываясь по сторонам, сказал Фрайман, — лично незнаком. Такой бледный молодой человек.
— Хорошо, — улыбнулся Трофим, — мы потом продолжим разговор. Вас сейчас отведут, и вы будете иметь время вспомнить фамилию молодого человека.
— Меня отведут? — закричал Фрайман и вскочил со своего места. — Здесь грязные руки! Здесь донос! Я уже три года работаю на революцию. Может быть, я и еще десять таких Фрайманов устроили поражение войны. Я освобождал людей от службы. Пусть скажут.