— Закрылись!
— А может быть, откроем?
— Попробуйте!
Трофим расстегнул рубашку и налил в блюдце кипятку:
— Люблю чай. А ты?
— Смотря с кем пить.
— А пакет в Кашины свез бы? — неожиданно спрашивает комиссар.
— Сегодня?
— Молодец! А не стащат у тебя этот пакет?
Сема хмурится и, не гляди на Трофима, отвечает:
— У мертвого!
— А не потеряешь ты его?
— Вместе с собой.
Трофим с удивлением смотрит на Сему:
— Злой черт!.. Придется тебе собираться в дорогу.
— Это правда? — Сема вскакивает со стула и, забыв, что он взрослый, начинает прыгать по комнате. — Там же папа, Трофим!
— Уж я помню об этом, — улыбается комиссар, — хотя он за все время и строчки не написал… А коробку табаку ему свезешь? Есть, Сема?
— Есть! — отвечает Сема, не веря и тревожась.
— Хорошо… — задумчиво говорит Трофим. — А как же быть с бабушкой?
— Не знаю, — растерянно отвечает Сема.
— Вот видишь. Сам просишься, а сам не знаешь, как быть с бабушкой.
— О чем разговор? — вмешивается Пейся. — Бабушку я беру на себя. Что ты смотришь? Мы скажем ей, что Сему вызывает отец. А если это не поможет, я начну ей рассказывать историю, а Сема выйдет с черного хода. Три ступеньки — и он на улице!
— Ну хорошо, Сема, — говорит Трофим и кладет руку на его плечо. — Теперь глаза открылись? Ты рад? И ты не побоишься ехать один? Ты понимаешь, Сема, — один, а кругом все чужие…
— Не побоюсь, — волнуясь, отвечает Сема, — я ничего не боюсь.
— Завтра утром получишь пакет. Лошади отвезут тебя до станции. Идет эшелон в кашинском направлении. Ты рад, Сема? Мы на тебя ставим, как на взрослого парня! Ты понимаешь это, Старый Нос?
Трофим обнял Сему и глубоко вздохнул: «Все-таки хорошая штука — иметь такого сынка!» Друзья вышли на улицу. Сема был озабочен и молчалив, теперь опять радость уступила место тревоге.
— О чем ты думаешь? — Пейся осторожно прикоснулся к приятелю. — Делай, что я говорю!
— Нет, — покачал головой Сема, — нет, я не буду обманывать.
— Ну тогда, хочешь, я могу зайти. Они меня сразу послушают.
— Нет. Я сам. — Сема протянул Пейсе руку. — Рано утром у речки!
Сема открыл дверь, прошел через коридорчик в столовую и молча присел возле бабушки. Дед с удивлением посмотрел на него:
— Что ты такой тихий?
— Так.
— Может быть, он теплый? — встревожилась бабушка. — А ну, Сема, дай лоб!
— Я не теплый, — успокоил ее Сема и небрежно добавил: — Я забыл сказать. Я уезжаю с пакетом.
— Что, что? — не разобрала бабушка. — Что ты там еще выдумал?
— Я уезжаю, — робко повторил Сема, с надеждой глядя на молчащего деда. — И как раз там папа… Я отдам табак.
— Какой табак? Какой папа? — еще больше рассердилась бабушка. — Ты скучаешь за скандалам?.. Как мы будем смотреть в глаза Якову, если он узнает, что мы тебя пустили? А вдруг тебя отрежут?
— Что значит отрежут?
— «Что значит, что значит»! Уехал Локерман в Одессу, и его отрезали. Он там, семья тут.
— Меня не отрежут, — уверенно ответил Сема. — И о чем вы беспокоитесь? Все дело — три дня! Вот я там, и вот я тут.
— Пойдем! — сказал наконец дедушка и, встав, позвал бабушку за собой.
Они пошли в спальню. Сема остался один. Он нервничал и шагал из угла в угол. Вот так родные могут стать поперек дороги. И кому он нужен? Что там, нападут на него, что ли? Только и ждут! Сяду утром и приеду вечером! Простое дело. Но пойди объясни им. Бабушке всюду снятся пушки! А дедушка молчит. То он может говорить с утра до вечера, а сейчас ему жалко сказать два слова. Мужчина называется! Сема принялся с горечью ругать деда и бабушку: «Сколько можно со мной цацкаться? Что мне — три года? Пусть еще скажут спасибо, что я говорю. Другой бы просто взял и уехал! Но дедушка — кто бы мог ожидать? — сидит и молчит! Как будто он сам не был молодым или забыл, что это такое».
Мысли Семы обрываются приходом деда и бабушки. Дедушка поправляет черный галстук, поднимает полы пиджака и, чуть-чуть подтянув брюки, садится к столу. У него торжественный, строгий вид. Он смотрит на бабушку, потом на Сему и, пригладив усы, подзывает внука к себе:
— Сядь здесь!
Сема послушно садится.
— Посмотри на меня!
Сема поднимает голову и смотрит на деда.
— Ты мой внук и сын своего отца. И я знаю тебя за честного мальчика.
Сема молчит, и дедушка, гордо восседая на стуле, продолжает:
— Я у тебя не стану много спрашивать. Я не спрашиваю, какой пакет и почему именно ты? Мне это не нужно. Я тебе только задаю один вопрос, и ты мне отвечай. Если мы тебе не позволим, что ты сделаешь, Сема?