Неделю прожили ребята в Василино. Уходить не хотели, настояла Анька.
— Не для работы я вас сюда привезла. До отъезда три дня осталось. Отдохнуть надо, а то вдруг, в весе убавитесь? Мне нагоняй будет.
— Анюточка-голубушка, ну еще денек, — упрашивали ребята.
— Анька — вырви глаз. Чорт с ним, что вес потеряем, зато делов-то.
— Делов — падежов не знаешь. Да и не чертыхайся. Нет довольно. Отдыхать так отдыхать.
Вся деревня, бабы, девки, ребята бегали смотреть, как работают «городские».
— Встанут и глазеют, — смеется Бугрин. А нет того, чтобы помочь.
— Им это, видать, в диковинку.
— Работаем мы ребята, араписто. Посмеяться, видно, хотят.
А когда вечером шли с полей в деревню, в избу-читальню на ночлег, их провожали приветливые взгляды мужиков. А деревенский балагур дед Семен стал по середине дороги, снял шапку и бросая ее в пыль кричал:
— Ай да помощнички, старых вдов защитнички… Ай да работнички… Земно вам кланяюсь… Дай вам бог невест хороших, а мне внучат пригожих.
И, сменяя шутовский тон на серьезный, говорил:
— Умаялись, чай. Заходи чайком побаловаться. Чайку-то нет. Тю-тю. Так малинки попьем. Лучше пропотеем.
— Глашка, куда запропастилась девка? Шурка-а, скажи Глашке пусть ставит ведерный.
Изба-читальня вечерами была набита битком… «городские» были веселый народ. Песни, шутки, да и газетку почитают. Тихонов учил двух молодых ребят, как обращаться с радиопередвижкой.
— Как накал упадет, лампы станут гореть темнее, значит, пиши нам. Вышлем новые батареи. Да не перепутай, когда ставить их будешь. Анод к накалу не приключи.
— Не перепутаем, поняли.
Провожали комсомольцев всем селом. Перед частоколом, что окружало село, процессию догнал предсельсовета.
— Стой, мужички, дело есть.
— Выкладай.
— А вот, слушайте.
Вытащил из кармана кучу бумаг, долго искал, а потом:
— Вот дурак-то, да я ее на столе оставил.
— Что, что оставил?
— Письменную благодарность. Вот дурак-то, дурак.
— Ладно, и так обойдемся. Прощайте товарищи, — сказала Аня. За ней стали пожимать всем руки и остальные ребята.
— Спасибо, вот уж спасибо. Вот уж пособили то, — причитала одна из вдов, которой помогли ребята.
Вторая молча утирала слезы краем передника.
Версты три провожала крестьянская молодежь комсомольцев, а когда распрощались, в сотый раз обещая писать, когда скрылись спины провожавших за поворотом дороги, Шалька строго взглянул на отпускников и сказал:
— Ну, ребята, нашу, кимовскую, — и первый затянул:
«Письменная» благодарность, за подписями с «приложением казенной печати», через неделю была прислана в коллектив.
«Прощайте, братишки»
— Товарищ Григорьев, а товарищ Григорьев, верно, что ребята наши во флот собираются? — обратился к секретарю цехячейки трансформаторной, партприкрепленный к коллективу комсомола слесарь Петров.
— Кто куда, Петров. Есть и во флот. Сахалинский в райком идет на оргработу, Якимов в Электротехнический институт.
— Мы тут, понимаешь, уж говорили об этом, наши хотят им проводы устроить, — заявил Петров.
— Проводы? А стоит ли? — с усмешкой произнес Григорьев — шпана ведь ребята.
— Ну, брось-ка. Вон Иона первый о проводах вопрос поднял, спроси его, — указывая на подходящего Иону сказал Петров.
— Твоя идея, Иона?
— Надо Александр Сергеевич, надо ребятам приятное сделать. Мы уж тут кое-что начали. Ты помоги нам. Чертежникам хотим адрес заказать. Ну, и на подарки соберем. Портсигаришко, часы, — что выйдет.
— Хороший ты человек, Иона. Дело прошлое, поднасолили они тебе здорово в свое время.
— Знаешь пословицу «Кто старое помянет…» Да и не те времена теперь. Ведь они совсем иначе ко мне относятся. Да и ко мне ли одному, — все подтвердить это могут.
— Как знаешь. Я помогу. Можно в обед собраться, обсудить. Только насчет подарков, это вы зря. Лучше, что другое сделать, а подарки они сами не похвалят.
Мюд в этом году пришелся в теплый и солнечный день.
Ровно в половину восьмого, как и обещала еще с вечера, тетка разбудила Антона.
— Вставай, ваши вон уже собираются.
— Как… хм… рано еще.
— Да вон пионеры пошли. Барабанят под окном.
— Это с Халтурники. Центральный район сегодня первый идет. А вставать верно надо. Рубашку выгладила?