К десяти собрались… Оркестр: сам хозяин вечеринки на балалайке, Палька на гитаре, Костя на мандолине. На кухне шумит самовар.
— Ну, гостюшки дорогие, прошу.
Чинно расселись.
Антошка за виночерпия. Разливает в рюмки и стаканы содержимое бутылок.
Костя первый встал, подняв свою рюмку.
— За что пьем-то?
— Да за меня! — и хохот встретил предложение Шальки.
После первой рюмки краска бросилась в лицо девчатам, живее заблистели глаза ребят.
После третьей развязываются языки… Антон Смирнов рассказывает Дуське последний, самый новейший анекдот… Ее довольный раскатистый смех покрывает все, анекдот понравился.
Через два часа вылезли из-за стола. Ноги не слушаются, и перед глазами все вертится.
Палька Кудрин после героических усилий встать на ноги мешковато бухнулся на пол. Рука судорожно ухватилась за скатерть, и, если бы не помощь оказавшегося рядом Шальки, — «инвентарь» пострадал бы основательно.
Подбежали ребята. А Палька улыбался во нею свою веснушчатую физиономию.
— Врешь, удержу, сволота!
Оркестр настраивался, готовились к танцам. Вальс сменил тустеп, за ним полька. Веселье было в разгаре.
Зинушка Правдина, закатив глаза и подперев руками голову, мелодичным голосом затянула:
И все:
Настроение ребят падало. Песня, тягучая как леденец холодила…
А Надюшка Мышкина добавила еще, сменив эту песню на новую:
— Смейся, паяц, над разбитой любовью…
И невмоготу стало Федьке…
— Бросьте плакать-то! Довольно… К чорту?
А Шалька быстро.
Подхватил оркестр. Эту песнь сменила другая:
В три часа ночи снова сели за стол.
Пять раз прокуковала кукушка, ее голова выскакивала при каждом ударе старинных часов. И только тогда разошлись ребята.
Расходясь, говорили о следующей субботе, о том, что вечеринку устраивает Зинка Милютина, и о двух рублях, которые нужно внести за вечеринку.
Антошка пошел провожать Дуську. На углу Невы у Старорусской догнал их Петька Кудрин.
— Подожди, Антон!
— Чего тебе? — неохотно отозвался тот.
— Брось с Дуськой трепаться.
Антошка пристально взглянул на Кудрина.
— А тебе что, аль заело?
— Не заело, а брось, говорю.
— Пошел-ка ты, Петька…
— Хорошо же…
И громкий крик Антона нарушил тишину улицы, а Дуська, приподняв пальто, быстро пустилась на утек.
Враг показывает свои когти
Утаптывая снег, наполняя гамом улицы, поеживаясь от утреннего мороза, группами и в одиночку торопятся ребята к своим станкам, машинам.
Комнатушка кабельной сети, как и обычно, заполняется медленно.
В углу около электрической печки собрались в кружок комсомольцы.
— Ты был у Летуна на вечере.
— Был, а что.
— Говорят, драка была.
— Врут. Я ушел в пять, ничего не было. Свои ведь ребята все были.
— Свои-то свои, а вот Антона сегодня на работе нет.
— Да и верно.
— В больницу отправили…
— Почему?
Около ребят увеличивается толпа.
— Антона ранили.
— Брось…
— Ребята говорят.
Сначала шепотом, потом громче, в разных местах, начинают склонять имя Антона.
— А кто его?
— Не знаю…
— Он ведь с Дуськой пошел.
— Не Кудряш ли виноват?
— С чего ты взял?
— Он за Дуськой приударял… А на вечере Антон-то с ней того…
— А что, пожалуй, и верно…
— Бросьте трепаться, — возвысился голос подошедшего Летуна, — нельзя так, не зная точно, топить парня. Разузнать нужно сначала, а потом уже и обвинять… А то Петька… А может, и с Антошкой ничего не случилось.
А вот и Петька… Все повернули головы к двери. Слегка косясь на ребят и как-то необычно хмуро подошел к своему ящику Кудрин. Снял пальто, накинул на себя прозодежду. Ни с кем не здороваясь, направился прямо к себе в мастерскую…
— Петька, поди-ка сюда, — позвал его Летун.
— Зачем?
— Да подойди… Говорят, ты с Антоном подрался?
— Валитесь-ка вы все, знаете куда…