Да вот — наш случай. Враг ли Миронов Петька? Ведь свой, рабочий парень. Нет, не враг. Но… как же тогда. Ведь враг должен быть.
Враг — антисемитские настроения, примиренческое отношение к ним. Вот — враг. А Петька — оружие.
Петьку надо наказать, чтобы другим неповадно было. Тем, не нашим. А своих не острасткой брать. Надо работу ставить. Прав Митька. Да плохо и районщики врага видят. Нахватались верхушек и кроют. А это ли нужно нам? Они видят, как молодежь растет, как она с каждым днем становится все требовательней, все менее удовлетворенной. А от неудовлетворенности все и происходит…»
С этой мыслью забылся Ося, и скоро тихий храп указывал на то, что проблема решена.
Готовим отпор
Бюро коллектива назначено на шесть, но ребята собрались гораздо раньше. Первым пришел Якимов, за ним — остальные.
— Что сегодня в порядке дня? — обратился Петька «Медник» к Сахалинскому.
— Разве не знаешь? — А о чем прошлый раз толковали? — План работы обсуждаем сегодня, ответил тот.
— Значит… попотеем, — заключил Шалька.
Лист бумаги, лежавший перед Сахалинским с надписью:
План работы
кол-ва ВЛКСМ Октябрь-Март м-цы.
оставался чистым, несмотря на 3-часовое обсуждение.
— Не так, ребята, — заговорил Шалька-агитпроп. — Чего мудрить? Пиши, Ося, по разделам: организационный, экономический, агитпропработа. Четверть часа и работы-то. Сколько союзных дней, сколько заседаний бюро…
— А содержание? — перебил его Якимов.
— А райком — то на что, — отпарировал Шалька.
— Чепуха, ребята, — вмешался экономработник. — Не о союзных днях толковать надо. У нас неурядица с квалификацией. С броней тоже. Эти вопросы поставить надо в план работы.
— Так я об этом и говорю. Это и есть экономработа, — особый раздел, — снова вмешался Шалька.
— Разрешите-ка мне слово, — вмешался до сих молчавший и с присвистом сосавший трубку — партприкрепленный.
— Нечего канитель разводить. Ведь вишь — два часа толкуют — знать, делать больше нечего, а дела — нуль… Я предлагаю: каждому члену бюро поручить сейчас проработать какую-нибудь часть плана и завтра к вечеру сдать ее Сахалинскому. А он уж пускай соединит, согласует с партколлективом и вынесет прямо на пленум коллектива.
— А по-моему, — заявил Петька «Медник», — лучше всего по кампаниям. — Октябрьская революция, — Ноябрь, Антирелигиозная — Декабрь, Ленинские дни — в Январе и т. д.
— Да у нас и старый план еще не выполнен до конца, добавить по разделам новые пункты, и шабаш…
— Нужно дать разъяснения цехячейкам, те составят план работы, а мы обобщим…
Спор разгорался. Стука карандашом по столу — чем успокаивал Сахалинский — не было слышно. Каждый старался перекричать другого, не слушая, что говорит сосед.
Табачный дым стлался по комнате.
Было шумно и душно…
Митя Якимов, так же как и все, усиленно дымил папироской, но внимательно слушал все противоречивые предложения, которые сыпали на ребят, как из рога изобилия. Не выдержал и, усмехнувшись, бросил:
— Ну, а жизнь?
Ребята не поняли, переглянулись и взглянули вопросительно на Митю.
— Что жизнь? — переспросил Шалька.
— А то, что происходит на заводе, найдет свое отражение в плане?
— А как же? Дадут цехячейки. Райком. Потом кампании.
— Нет, ребята. По-моему не с этого конца мы подходим. «Что райком?» «Что кампания?» Не разделы собрались мы заполнить сегодня. План работы это — наша жизнь.
— Верно, Митя, — поддакнул Сахалинский.
— Случай с Ионой, исключение Герасимова за пьянку, нож в бок Антону, пьяная вечеринка, выход из комсомола Катюшки и Кости. Вот что должно быть нашими разделами в плане. Ребята бесятся… а с чего? Оттого, что их время не организовано, не заполнено.
— Верно, верно, Митя… Никто работать не хочет. На нас все навалили, — встрепенулся Петюшка.
— А почему на нас? — продолжал Митя, — потому что мы считаем себя штатными активистами. Боимся привлекать новых ребят. Здесь вот «батька» предлагал нам всем взять по отдельному вопросу и проработать, а, Ося, мол, пускай объединит. Я предлагаю иное. Давайте, не откладывая дела в долгий ящик. Сегодня пятница?