- Я пришла к вам, приняв постриг! Простите же мне моё прежнее прегрешение! Если сжалитесь надо мной, станем вместе молиться и вместе возродимся к новой жизни в едином венчике лотоса!59 Но если всё-таки не лежит ко мне ваше сердце, я тотчас же уйду отсюда, побреду куда глаза глядят, вдаль, упаду где-нибудь у подножья сосны, на циновку из мха, на древесные корни, и стану взывать к Будде, сколько достанет сил, пока не сбудется заветное моё желание - пока не наступит смерть! - Так в слезах изливала она своё сердце, полное скорби.
- Поистине, мне и во сне не снилось, что на ум вам могли прийти подобные мысли! - сдержав слёзы, ответила ей Гио. - Страдание - удел всех живых существ, обитающих в этом мире; мне надлежало смириться, понять, что таков уж мой горький жребий, а я то и дело роптала, гневалась и во всех своих бедах винила одну лишь вас! А ведь гнев - тяжкий грех, гнев в душе не позволит сподобиться возрождения к вечной жизни в обители рая... Так невольно причиняла я вред самой себе и в этой, и в будущей жизни. Но теперь, когда вы пришли сюда в монашеском одеянии, сам собой отпускается грех, в который я впала, и, стало быть, я могу теперь всей душой уповать на возрождение в раю. О великая радость! Когда с матерью и сестрой мы удалились от мира, люди считали наш поступок редкостным, небывалым, да мне и самой так казалось. Но ведь я приняла постриг оттого, что роптала на злую судьбу, гневалась на весь мир - что же удивительного, что в моём горестном положении я предпочла принять схиму! По сравнению с вашим решением мой поступок просто ничтожен - вам-то никто не причинял ни обиды, ни огорчения! Чтобы женщина, которой едва минуло семнадцать, настолько прониклась отвращением к греховному миру и так глубоко, всем сердцем пожелала возродиться к вечной жизни в Чистой обители рая - вот настоящее диво, вот подлинно благородная, истинно верующая душа! Ваш пример будет мне великим уроком, послужит благостным умудреньем! - И они поселились все вместе в одной хижине, утром и вечером украшали алтарь Будды цветами, возжигали курения, и с умиротворённой душой, не волнуемой более земными страстями, молились о рае; и со временем осуществилось заветное желание всех четверых, и они возродились к вечной жизни в Чистой обители рая, - одни раньше, другие позже...
В поминальном списке храма Долгого поучения, Тёкодо, воздвигнутого государем Го-Сиракавой, всех четверых записали вместе: "Блаженные Гио, Гинё, Хотокэ и Тодзи". Поистине, печальна и прекрасна их повесть!
7
ДВАЖДЫ ИМПЕРАТРИЦА
В прежние годы и вплоть до недавних времён, воины Тайра и Минамото вместе служили трону, вместе усмиряли ослушников, нарушавших закон и не почитавших власть государя. Оттого покой и порядок царили в мире. Но в смуту Хогэн пал в бою Тамэёси60, а в смуту Хэйдзи - Ёситомо61. После их гибели всех отпрысков рода Минамото либо убили, либо сослали в ссылку; отныне процветали одни лишь Тайра, все прочие и головы-то поднять не смели. Казалось, теперь навсегда наступит спокойствие в государстве. Однако после кончины государя-монаха Тобы по-прежнему то и дело вспыхивали вооружённые распри, а казни, ссылки, лишение сана, отнятие должности что ни день творились, как самое обычное дело, и не было покоя в стране, и народ трепетал от страха. В особенности же с наступлением годов Эйряку и Охо усилились раздоры между двором прежнего императора Го-Сиракавы и царствующим владыкой, императором Нидзё - из-за этих раздоров все царедворцы, и высших, и низших рангов, дрожали от страха, пребывая в постоянной тревоге, как будто стояли у края пучины, как будто ступали по тонкому льду...62 Прежний государь и нынешний император, отец и сын - казалось бы, какая вражда может их разделять? А между тем то и дело творились дела, одно чуднее другого, - а всё оттого, что приблизился конец света и помыслы людские обратились только к дурному... Что бы ни сказал государь-отец, император во всём ему перечил; тогда-то и случилось событие, поразившее всех, кто видел всё это или слышал о нём, и вызвавшее всеобщее осуждение.
У почившего императора Коноэ осталась супруга, вдовствующая императрица63, дочь Правого министра Кинъёси. После кончины государя покинула она двор; поселилась в усадьбе Коноэ-кавара и, как подобает вдове, жила уединённо и скромно. В годы Эйряку исполнилось ей, верно, двадцать два или двадцать три года - возраст, когда расцвет уже почти миновал. Однако она слыла первой красавицей в государстве, и вот император Нидзё, помышлявший только о любовных утехах, для коих его новоявленный Гао Лиши64 разыскивал красавиц по всей стране, послал ей любовное письмо. Но вдова и не подумала отвечать. Тогда государь, уже не скрывая своих намерений, послал в дом Правого министра высочайший указ, повелевавший вдовствующей императрице вступить во дворец как его законной супруге. Поступок неслыханный, из ряда вон выходящий! Сановники собрались на совет и каждый высказал своё мнение.