- Что это у него там? - спросила Таня, задрав голову.- Радио или машина какая-то?
- Да не знаю, недавно он что-то сделал, я раньше не видел.
- Это, верно, погоду предсказывать,- предположил Петька.
- А я знаю, а я знаю! - заверещала Манька.
- Что ты знаешь?
- Это он просто задается.
В огороде на ветле
Вороны да галки,
А у Мишки на дому
Колеса да палки.
Нюра строго одернула Маньку:
- Перестань! Мириться пришли, а ты дразнишься. Чем дразниться, лучше бы "Генерала Топтыгина" выучила, а то ведь не знаешь.
Манька присмирела.
Покосившиеся ворота были наглухо закрыты. Саша взялся за кольцо, стукнул разок. Тишина. Стукнул второй. Никого. Ребята нерешительно топтались на месте.
- Может, его вовсе и дома нет,- сказал Алеша,- мы так и Елене Павловне скажем: приходили, а его нет.
- Да и кто же это днем дома сидит? - сказал Саша, не выпуская, однако, кольца из рук.
Но Таня прекратила всю канитель.
- Дома не дома,- надо узнать.
Решительно подошла она к воротам и с силой толкнула калитку. Калитка распахнулась.
Первый раз в жизни Манька не лезла вперед. И самым храбрым оказался Климушка.
- Подшади,- сказал он, увидав высокую подворотню.
Саша подсадил его. Так, предводительствуемые Климушкой, ребята ввалились в Мишин двор. У крылечка, босой, в рубахе без пояса, возился Миша, прилаживая новую ступеньку вместо прогнившей, которая валялась рядом.
Увидев ребят, он выпрямился, не выпуская топора из рук, и молча смотрел на товарищей. Лицо его медленно бледнело. На глаза упала прядь волос, ветер раздувал рубаху, но Миша не шевелился.
Ребята тоже настороженно молчали.
Сколько времени они простояли бы тут, не то врагами, не то друзьями, неизвестно, и, может быть, ничего ц не вышло бы из задуманного примирения, если бы на крыльце не появилась Мишина бабушка.
Увидев ребят, она не удивилась, а заговорила ласково:
- А, Мишукины друзья пришли? Вот хорошо! Вот уж ладно! Вот уж любо сердцу, когда ребята дружат! Заходите, заходите, гостюйте, милые! Что ж ты, Мишенька, стоишь? Проси гостей в избу. Я им шанежек подам. Испекла сегодня ради праздника, испекла. Ну, привечай, Миша, гостей.
Миша, все так же молча и не выпуская топора из рук, взошел на крыльцо и распахнул дверь. Смущенные ребята гуськом, тихонько, чуть не на цыпочках вошли в избу. А бабушка уже хлопотала у печки, тащила на стол румяные шанежки с картошкой, угощала ребят и все говорила, и говорила, и говорила:
- Знаю я вас всех, знаю, ребятки. Про всех мне Мишунька рассказывал. Сама-то я никуда не хожу, остарела очень, а он, спасибо, всё рассказывает. Вот эта быстроглазая, верно, учительская, а ты, паренек, Климов Сашка! Знаю, всех знаю, нахваливал вас Мишенька! Не чинитесь, гости, кушайте! У нас мука есть и картошки хватит. Всё он, кормилец наш, заработал. Кушайте, милые!
Но ребятам кусок не шел в горло.
Так вот оно как! Миша бабушке ничего не рассказал: ни про драку, ни про то, что с ним в школе не разговаривали. Нахваливал.
Ребята прятали глаза друг от друга. Даже Климушка, не понимая, в чем дело, присмирел и смотрел на Мишу, не мигая, что не мешало ему усердно набивать рот теплыми шаньгами.
И вдруг бабка вышла. Тяжелое молчание повисло в избе. Тут Таня не выдержала.
- Ну и что? - сказала она звонко.- Ну и поссорились, а теперь давайте мириться! Давай, Миша, а? Дружить будем?
Миша весь вспыхнул, растерянно посмотрел на протянутую руку, потом вдруг тряхнул головой и сжал ладонь Тани так, что у нее хрустнули пальцы. И тут все повскакали с мест, окружили Мишу, хлопали по плечам, жали ему руку, смеялись. Климушка изо всех сил барабанил ложкой по столу.
А Манька встала в позу и продекламировала:
Перестали плохо жить,
Стали с Мишенькой дружить!
Петька презрительно скривился:
- Фу ты, надоела! Подумаешь, Некрасов!
Когда бабка вошла в избу, она только диву далась, как быстро исчезли ее пухлые шаньги и как тараторили языки.
- А что у тебя там наверху, на крыше?
- А у меня там корабль.
- Как корабль?!
- А так: все по-настоящему сделано - мачты, парус, штурвал.
- Ну!? Покажи!
- Пойдем, пойдем. Только...
- Что только?
Манька сразу поняла.
- Вот, ей-богу, ей-богу, не буду песен петь...
Нюра сурово остановила ее:
- Опять божишься?
- Ой, не буду, не буду... ей...- Манька зажала рот рукой.
По скрипучей лесенке поднялись ребята на крышу. Там, и правда, было похоже на палубу корабля. Были набиты гладко обструганные доски. Из тонких реек вокруг помоста сделаны борта. На гвозде, вбитом в мачту, висел бинокль. Правда, он был без стекол, но это был настоящий морской бинокль.
Миша вытащил откуда-то бескозырку и превратился в моряка.
- Я сейчас, ребята, буду паруса поднимать, а вы становитесь к штурвалу. Ведите корабль по курсу.- Миша кивнул на колесо.
Девочки разинули рты, а Саша, Петька и Алеша бросились к колесу. Оно скрипело и поворачивалось, как настоящий корабельный штурвал.
- Полундра! - закричал Миша.- Подымай паруса!
Он потянул за какие-то веревочки, и на мачту пополз самый настоящий парус. Правда, он был сделан из двух мешков, но ветер сразу надул его, загудел в снастях, и ребятам показалось, что их корабль сдвинулся с места и поплыл, поплыл по буро-зеленым водам, в далекие, неведомые, прекрасные моря.
Таня вздохнула всей грудью и запела Артековскую "Морскую", которой тоже научила ребят Лена:
Над волнами вьются чайки,
Люди по морю плывут,
Ветру парус подставляй-ка,
Чтобы туже был надут!
Ребята подхватили:
Ну, живей,
Веселей!
Бей веслом по волнам,
Чтобы брызги блестели
И фонтаном летели
Высоко к облакам!
- Право на борт! - кричал Миша.- Вперед!
Мишины дела
Мишу как будто бы подменили: так рьяно взялся он за учение, так приветлив был с товарищами, такими преданными глазами смотрел на Елену Павловну!
Ребята упорно занимались. Леночка все чаще и чаще оставалась в школе на дополнительные занятия со слабыми учениками.
Таня подолгу сидела за уроками, мало гуляла. Иногда только Власьевна войдет в комнату и скажет сурово:
- Брысь! Вон опять зеленая стала, словно луговая трава! Иди, гуляй!
Таня оденется и выйдет, но ей во дворе скучно. Ребят нет,- за уроками сидят,- да и дома ведь работы не убавилось.
Птицы не поют, только златогрудые зинзиверы прыгают суматошливо у конюшни и чирикают: "зин-зи-вер", "зин-зи-вер". Высоко под облаками летят на юг перелетные птицы,- вдруг камнем упадут на деревья: устали, отдыхают.
Грачи тренируются перед дальней дорогой.
- Грач улетает, снег пойдет! - говорит Власьевна.
Осень. Осень.
Побродит Таня по пустому двору и вернется домой заниматься.
А Мише пришлось совсем туго. Столько у него пропущенного, неусвоенного, непонятого! Лена сходила к Ивану Евдокимовичу, попросила его временно совсем освободить Мишу от всякой работы в колхозе.
Покряхтел немножко Иван Евдокимович. Трудно ведь! Работа не остановилась. Трактор все стучит в полях, торопится, поднимая последнюю зябь, пока не замерзла земля. Срезают капусту, убирают ботву, возят на поля навоз. Да нужно еще овощехранилище загрузить, да нужно машины отремонтировать, да нужно... да нужно... а людей не прибавилось. Мишины ловкие руки вот как дороги!
- Ну, что ж, надо так надо, Лена Павловна,- вздохнул Иван Евдокимович,- учеба для твоих, конечно, первое дело. Справимся и без него.
Лена вернулась домой довольная.
- Ну, теперь Мише будет посвободнее; только надо ему крепко помочь. Саша будет с ним заниматься арифметикой, а ты, Чижик, помоги ему с русским.