- Правду, правду,- зашумели женщины,- правду, Афанасьюшка.
Потом начался концерт.
Миша играл на баяне. Таня говорила стихи. Петька в трусах и майке делал необычайные упражнения: стоял на голове, ходил на руках.
А Миша в это время зачем-то ушел из читальни.
Потом Манька стала петь. Таня даже удивилась: неужели это Манька?
Вытянулась девочка, как березка, и глаза раскрыла, а глаза у нее оказались зеленые, и волосы как-то сами пригладились, а голос-то, голос! И звенит, и вьется, и серебром рассыпается, и плачет...
Поет она про одинокую рябинку и про дуб, что на том берегу реки, а в избе тихо-тихо стало, и тетя Дуня уже лицо прячет в новую материю, да и Власьевна призадумалась.
Кончила Манька. До чего же ласково на нее все смотрят! Тане немножко завидно.
- Ну и ну! - говорит Иван Евдокимович Лене.- Ребята у тебя - красота! А вот эту певунью учить надо.
- Да ведь некому ее учить, Иван Евдокимович!
- Что значит "некому"! - сердится Иван Евдокимович.- У нас некому, в городе есть кому. В город ее пошлем, а война кончится,- мы и у себя такую школу заведем, музыкальную, что ли. Не в одном ведь нашем колхозе такие ребята есть, верно, и в "Заветах Ильича" и в "Заре" найдутся. Собьем несколько колхозов, такую школу и откроем.
- Хорошо бы! - вздыхает Лена.
- А ты не сомневайся, все у нас будет, дай только врага добить!
Тут Таня с Нюрой начали украинский танец.
Как только повернулась Таня к публике, так начал народ смеяться. Таня танцует старательно, а сама думает: "Чего это они смеются?"
А Нюра шепчет: "Ус! Ус!"
Схватилась Таня за лицо,- а у нее только один ус торчит! А другой на полу валяется.
Но Таня не растерялась; взяла и второй ус оторвала!
Тут Власьевна начала в такт подхлопывать, девушки за ней, и стало Тане так легко, так весело танцевать, будто ноги сами ходят!
Но вдруг ворвался в избу Миша и закричал диким голосом:
- Скорее, скорее, Иван Евдокимыч! Звонили из района. Сейчас!
И Иван Евдокимович, как молоденький, сорвался с места и отдернул занавесочку; там стоял новенький ящик, блестя тугими лакированными боками.
- Радио! - ахнула Таня.
- Радио! Радио! - зашумели девушки.
- Тише! - крикнул Иван Евдокимович и опустил рычажок...
Всей стране
И по всей избе разнесся голос, подняв людей на ноги. Тот самый голос, который звучал спокойно и уверенно в самое страшное время, когда города пылали огнем, тянулись на восток заводы и люди, и каждый день приносил тяжелые вести с фронта.
Когда на Запад день и ночь, день и ночь неслись поезда, когда раненые дети наполняли больницы, когда дымилась в скирдах спелая рожь, когда скот ревел по лесам и люди собственными руками взрывали плоды своих тяжелых и радостных трудов...
Тогда он уверенно успокоил всех. В тот страшный час от имени великой партии он твердо обещал победу. И вот теперь он говорил всей стране, всему миру, и тете Дуне, и Марушке, Власьевне, Анисье, ребятам,- что обещание выполнено.
"Почему они плачут? - думает Леночка.- Оплакивают ли своих сыновей, которые не дождались этого часа, вспоминают ли свой великий труд, болящие плечи, бессонные ночи, мозоли на ладонях, пустые щи в горшках, непосильную тяжесть на женских и девичьих плечах?"
Нет, это не те слезы. Те горбят плечи и выжигают морщины на щеках.
А тут люди стоят выпрямившись гордо и смотрят вперед, и ясные, радостные слезы тихо текут по зарумянившимся лицам.
А страна делит труды между бойцами на фронте и ими, простыми женщинами из маленькой деревни.
"Навсегда войдут в историю беспримерные трудовые подвиги советских женщин и нашей славной молодежи, вынесших на своих плечах основную тяжесть труда на фабриках и заводах, в колхозах и совхозах. Во имя чести и независимости Родины советские женщины, юноши и девушки проявляют доблесть и геройство на фронте труда. Они оказались достойными своих отцов и сыновей, мужей и братьев, защищающих Родину от немецко-фашистских извергов".
И все увидели, что они не стоят в стороне сочувствующими зрителями, а вместе со всей страной день и ночь куют победу.
"...Отныне и навсегда наша земля свободна от гитлеровской нечисти. Теперь за Красной Армией остаётся её последняя заключительная миссия... добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином знамя победы".
"Да, да, над Берлином! - думает Таня.- Тимофей Иванович въедет в него на своем боевом коне, и папа, и Андрей, и Сашин отец, и Нюрин брат пройдут по фашистской земле".
"Да здравствует наша великая Родина! Смерть немецко-фашистским захватчикам!"
И стекла зазвенели в избе от шума. Так хлопали загрубевшими ладонями, так стучали тяжелыми сапогами...
И тут Галина Владимировна взмахнула рукой, и девушки без слов поняли ее. И зазвенела песня, единственно нужная сейчас:
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек,
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЗИМА
Стужа
Зима.
Снег толстым, плотным слоем покрыл всю землю: поля, лесные поляны, деревенскую улицу, речки. Он так глубок, что торчат только верхушки заборов и частоколов. Он засыпает избы до самых окон, наваливается на крыши, сугробами вползает на крыльцо.
Только кое-где его белоснежную поверхность бороздят утоптанные тропинки - к школе, к колодцу, к сельпо, к правлению колхоза.
Оступись, сверни на шаг в сторону - и сразу провалишься по колено, а то и по пояс. Попробуй выберись!
Ночью зимние ветры раскачивают деревья в лесу, сбрасывают с еловых лап тяжелые пласты снега, налетают на деревню и гудят-гудят, и воют в трубах.
На стеклах переплетаются ледяные пальмы и папоротники, и нужно долго дышать и дуть в одно место, чтобы растопить проталинку, прильнуть к ней одним глазом и увидеть, что делается в мире.
А в мире холодно.
Дремлет в берлоге медведь, посасывая лапу; спит барсук. Птицы жмутся поближе к людям. Серые куропатки ютятся у гумен, подбирая оброненные зерна. Важные снегири налетают целыми стайками на рябины, жадно рвут красные ягоды. Немного их осталось на деревьях. Заботливые хозяйки давно обломали нижние веточки, связали в пучки и повесили между рамами,- пригодится терпкая ягода для настоек, для пирогов.
Рыба ушла в глубину. Дремлют лини, закопавшись в ил. Лещи забрались в камышовые заросли.
На опушке леса вечерами мелькают серые тени - это голодные волки выходят на добычу.
А людей не отпускают заботы. Визжат и визжат пилы в чаще. Заготавливают колхозники сухой, крепкий зимний лес. Дрова нужны госпиталям, школам, детским садам. Крепкие доски и бревна нужны Родине, которой предстоит много строить. Враг отброшен далеко за пределы родной страны, но следы его безобразят землю.
Гремят еще советские орудия, добивая зверя в его логове. На снежных Карпатских горах и в долинах Померании горят русские костры.
Еще острее, еще напряженнее бои, а уже везут в разоренные места лес и кирпич, бетон и железо. Уже склоняются над чертежами строители и видят места, восставшие из пепла, красивее и богаче, чем прежде.
И для этого девушки Бекрят, утопая в снегу, валят вековые сосны, темные, мрачные ели.
Стучат молотки по деревне - до сильных морозов спешат колхозники утеплить скотные дворы, отремонтировать машины.
Школьники из дальних деревень бегут в школу на лыжах, и колючие звезды провожают их зимним утром и встречают у порога дома.
Страшная ночь
Таня делала уроки и, по правде сказать, долго мучилась над задачкой, когда пришла Леночка и встала у порога, лукаво поглядывая на сестру. Она опустила на пол серый мешок. В мешке что-то шевелилось. Таня насторожилась.
Леночка раскрыла мешок, и из него высунулся круглый розовый пятачок с двумя смешными дырками.
Таня вскочила с места.
- Дали?