- Сынки, Митенька, Андрюшенька, самоварчик кипит, шаньги остынут!
Она грозно врывалась к Леночке в комнату и говорила возмущенно:
- Сидят! Скажите, люди добрые, сидят! Беседуют! А пироги перепревать должны?..
Она посылала Таню к Марушке:
- Поди, скажи: мать велела сейчас же идти! Холодец на столе. Уже два часа не евши сидит! Так и отощать можно!
Андрей, тихо улыбаясь, добросовестно ел холодец, заедал его пирогами, закусывал шаньгами, запивал молоком...
- Ничего,- говорил он Леночке шепотом,- я выдержу, у меня желудок здоровый.
А Митенька иногда возмущался:
- Да что ты, мать! Мы ведь не голодные. У нас на флоте хорошо кормят. Знаешь, что такое флотские щи? Ого-го!
Тут Власьевна становилась горячей:
- Флотские щи?! Да ты как смеешь матери такие слова говорить! Да я тебе таких щей наварю, что самый главный ваш не кушал!
И варила.
Андрей был хорош со всеми ребятами, но Мише он уделял особое внимание. Частенько Таня заставала их за разговором. Страстное и серьезное желание Миши стать моряком нравилось Андрею, и он многому научил Мишу за это время.
- Будешь моряком, Миша, будешь,- обнадеживал он мальчика,- кончай только семилетку на отлично. Приедешь ко мне, я тебя в училище устрою.
Миша смотрел на Андрея с обожанием.
Но недолго длилась такая праздничная жизнь. Уже на четвертый день Митенька пришел к Леночке и Андрею и сказал, переминаясь с ноги на ногу:
- Отпустите, Елена Павловна, Андрея Николаевича со мной.
- Куда? - встревожилась Леночка.- Куда отпустить?
- Да видите ли... девушки-то наши в лесу сосны валят с темна до темна, трудно им... Пока мы здесь, надо бы им помочь.
Андрей уже натягивал валенки.
- Конечно, старшина, неужели не поможем? Леночка, есть у тебя какой-нибудь ватник?
С тех пор Леночке стало спокойнее в школе. Ребята не пялили глаз в окно, слушали внимательнее. Голос Власьевны не разносился по всей округе, извещая о новых достижениях кулинарного искусства.
К полудню девушки прогоняли моряков из лесу:
- Идите, идите уже...
- Довольно помогли...
- Вас ведь к нам на поправку прислали, а вы за работу взялись.
- Поработали - и хватит!
Приходилось подчиняться. Моряки возвращались в деревню, и тут уж Власьевна строго охраняла их покой и не пускала к ним ребят.
Только вечером в домике у девушек становилось шумно и весело. Чуть не вся деревня собиралась на кухне.
Приходили и Марья Дмитриевна, и Иван Евдокимыч, и даже однажды появился сам Поликарп Матвеевич Елохов.
Тут уже ребята затихали и слушали молча рассказы моряков о том, как воюет в студеном море славный Советский Флот.
И тут Власьевна впервые узнала, как спас Андрей Николаевич ее сына Митеньку, как вынес он раненого друга из жестокого боя, как, сам раненый, нес его на плечах.
Ребята не сводят глаз с рассказчика и готовы слушать без конца. А взрослые засыпают моряков расспросами:
- Где же сейчас наши бьются?
- Да повсюду, папаша: в Польше, и в Румынии, и к Венгрии.
- А Берлин, Берлин скоро ли возьмем?
- Ну, это я вам точно не скажу, а только дорогу к нему пробиваем твердую.
- Сыночки, а сыночки? - спрашивает бабка Анисья.- Может, скоро и всей войне конец?
- Видишь ли, бабушка, победа близко, да только сейчас самые тяжелые бои пойдут. Зверь ведь тоже подыхать не хочет. Фашист сейчас и зубы и когти в ход пускает...
Звезды смотрят в окна, глубокая ночь идет по земле, а люди всё не расходятся, всё расспрашивают и расспрашивают моряков - очевидцев и участников великих боев.
Заветная тетрадь
Еще не кончился у моряков отпуск, а смущенный Андрей объявил Леночке, что они с Митенькой уезжают.
- Понимаешь, родная,- убеждал он Леночку,- бои идут на побережье, жестокие бои... Не можем мы с Митенькой в такое время отдыхать и пироги есть... Там ведь, наверное, и наши бьются...
- Почему ты думаешь, что ваши? - слабо возражала Леночка.
- Ну уж, конечно,- там, где море, там и морячки... Да ведь это и неважно - наша часть или другая... Там каждый боец нужен... Отпусти меня, Леночка... Не можем мы на печке сидеть, когда наши вперед рвутся...
- Поезжай,- сказала Леночка,- ты прав.
* * *
Вот и день отъезда.
Власьевна опять посуровела, губы сжала, стоит у печки, готовит пироги на дорогу, и всё у нее из рук валится. То лопатой загрохочет, то ухват уронит. Чашки, плошки как только целы остались!
А Леночка смотрит, как Андрей укладывает немудрые свои пожитки, молчит и навивает косу на палец. А лицо у нее такое, что Тане и смотреть не хочется.
И Марушка всё бегает к себе домой - к Митеньке. То носки ему принесет теплые, то шарф, то варежки... Глаза у нее красные, голос срывается.
Весь колхоз моряков провожает, Иван Евдокимыч яиц прислал, тетя Дуня мяса зажарила. Несут хозяйки на дорогу морякам молока, шанежек... Целый день двери не закрываются. Целый день скрипит под ногами снег. Утоптали к домику широкую дорогу, будто для саней или для трактора.
Андрей только руками разводит:
- Да нам для всего этого обоз снаряжать нужно!
А тут еще и ребята несут подарки. Кто еловую шишку, кто лодочку из коры, кто ветку, а Климушка вытащил откуда-то крепко спящего колючего ежика и бросил его в чемодан Андрея:
- Возьми ш шобой!
Таня вертится по дому и не знает, к чему приткнуться. А Манька сидит на полу и чистит, чистит сапоги Андрея, пожалуй, до дырок протрет.
Миша ходит сумрачный и бледный.
Порывшись в чемодане, Андрей достает большую тетрадь в клеенчатом переплете.
- Поди сюда, Миша, сядь. Не надо так грустить. Мы еще увидимся с тобой. Я верю, ты будешь моряком. А чтобы зря времени не терять, вот возьми.- Андрей протягивает Мише клеенчатую тетрадь.- Тут многое есть: ключ к азбуке Морзе, сигнализация флажками, словарь морских терминов, как вязать узлы... Разберись пока.
Миша бережно, двумя руками, берет тетрадку, прижимает ее к груди и вдруг, всхлипнув, выбегает из комнаты.
Вот уже все собрались у ворот. Дядя Егор подкатил на санях. Обнялись, попрощались...
И уже вьется поземка по снежной дороге. Всё меньше и меньше становятся санки, всё труднее и труднее рассмотреть стоящие во весь рост две фигуры.
А народ всё стоит у ворот и смотрит в уже пустое снежное поле. Только Власьевна, Лена и Марушка быстро расходятся по домам. Наверное, поплакать...
Из игры - дело
Миша никогда не расставался со своей тетрадкой. Он носил ее за пазухой, туго застегивая поясной ремень. Он обернул ее в газету, разглаживал каждый листик. Читая и перечитывая, иногда украдкой доставал на уроках и шептал Тане:
- Смотри, что здесь написано.
- Отстань, Елена Павловна смотрит.
И тетрадка снова водворялась за пазуху.
От Миши морское увлечение перекинулось на весь класс.
До уроков и во время перемены из 4-го класса разносились странные звуки. Это ребята учились переговариваться азбукой Морзе.
Мальчишки ходили с покрасневшими и вспухшими суставами пальцев. А девочки стали стучать карандашами и вставочками. Ребята почти не разговаривали, а пересылали друг другу записки, написанные азбукой Морзе.
Над самой маленькой запиской приходилось сидеть подолгу, чтобы ее разгадать.
- Тире, две точки,- расшифровывала Таня, взъерошивая волосы, покрывшись потом,- точка, тире, три тире...- дай... бородаш... Какой бородаш? Что еще за бородаш?.
- Ты не так расшифровываешь,- шепчет Миша,- тут совсем не то. Видишь, тире, точка, тире,- карандаш. Алеша просит карандаш.
Но тут Елена Павловна строго взглядывает на шепчущих и стучит карандашом по столу.
И восхищенные ребята разбирают: "Ти-хо!".
- Лена Павловна, вот здорово! - не выдержав, восхищенно кричит Миша.
И Леночка спохватывается и смеется: