- Вы уже и меня заразили, ребята!
Мальчики стали приходить в школу в поясах, завязанных какими-то немыслимыми узлами: двойным морским, петельным, концовочным.
На все приказания, просьбы и предложения весь класс отвечал коротким словом: "Есть!"
Потом увлечение от словечек, узлов и азбуки перекинулось на карту, на морские пути, на острова.
Елену Павловну засыпали вопросами. После уроков мальчики елозили по полу над картами. Стали рисовать какие-то фантастические острова и страны с портами, гаванями, маяками.
Потом Миша стал вырезывать из дерева корабли, научил этому Петьку. От кораблей недалеко и до танков, до серебряных самолетов...
Девочки сделали маленькую санитарную палатку; вещей, моделей накопилось множество.
И тут Саша подал интересную мысль:
- А что, Лена Павловна, если мы устроим выставку ко Дню Красной Армии?
- Про наши победы...
- И про летчиков...
- И про санитарок...
- Я нарисую картины,- предложил Алеша,- мне бы только карандашей побольше, а то с одним коричневым да зеленым много не разгуляешься.
- А я умею строить крепости очень хорошие,- сказал Петька.
- А разве нельзя выставить кисеты, которые мы вышиваем бойцам? - робко спросила Нюра.
Вопросам и предложениям не было конца.
- Хорошо,- сказала Елена Павловна,- обещаю вам, ребята, к завтрашнему дню всё обдумать, составить план выставки и на пятом уроке вам всё рассказать.
Леночка поговорила с Марьей Дмитриевной. Той очень понравилась эта мысль. Она велела Власьевне давать ребятам всё, что им будет нужно, из школьных кладовых.
Галина Владимировна тоже обещала помогать. Решили заниматься подготовкой к выставке после уроков.
И вот работа закипела.
На что становился похожим класс в эти часы! И глина, и песок, бумага, клей, доски, картон, мох, шишки, тряпочки...
Кто лепил, кто строгал, кто рисовал. Даже Климушка являлся к этому времени и помогал ребятам. Малыши постоянно толпились у двери, заглядывали в класс, расплющив носы о стекло, но их, конечно, испускали.
А с Алешей дело повернулось плохо.
Глаза друга
- Чижик,- сказала Лена, вечером оторвавшись от книги, и почему-то посмотрела строго,- что такое с Алешей?
- С Алешей?..- Таня удивленно взглянула на сестру.- Ах, с Алешей...Девочка нарочно тянула, а в это время силилась вспомнить: что ж такое сделал Алеша?
"Как будто двоек у него нет, шалить - он никогда не шалит; вот разве уронил во время арифметики пенал. Так это нечаянно. А за нечаянное Елена Павловна не сердится".
- Не знаю, Леночка,- протянула Таня жалобно,- а что?
- Эх вы! Называетесь друзья! А ничего не видите. Алеша ведь на себя не похож, какой-то тихий, грустный рисование совсем забросил. Для выставки ничего не делает...
- Правда, правда, а вчера он отказался стенгазету оформлять. Миша очень рассердился...
- Может быть, он болен? Или его обижает кто-нибудь?
Ну, это было несправедливо! И Таня сразу взъерошила хохолок.
- Мы его никогда не обижаем. Ты же знаешь, Леночка, что с тех пор, как ты с нами поговорила, мы его никогда не называем хроменьким, а всегда просто Алеша. А Нюра - даже Алешенька. Разве Сашка позволит его обидеть?
- Опять Сашка!
- Ну, Саша...
Таня окончательно смешалась и замолчала. Леночка по-прежнему смотрела на нее неодобрительно.
- Ах, Чижик, Чижик! Когда вы научитесь быть настоящими друзьями? Вот если бы Алеша схватил двойку, вы бы его и в звене ругали, и в стенгазете про него написали. А что мальчика что-то беспокоит, что он стал на себя не похож, этого вы не замечаете. Вот постарайся-ка осторожно узнать, присмотреться, расспросить; может быть, у него дома что-нибудь случилось, а тогда мне расскажешь.
Таня старалась. Весь следующий день она только и делала, что на уроках поворачивалась к Алеше и внимательно за ним наблюдала. Елене Павловне пришлось три раза постучать карандашиком и строго сказать:
- Богданова, перестань вертеться!
Алеша тоже заметил необычайное внимание девочки. Он покраснел, опустил голову, несколько раз махнул Тане рукой,- дескать, что тебе надо? А потом сконфузился, и всё у него пошло не так,- и кляксу посадил, и тетрадку уронил, и перья рассыпал.
Но Таня продолжала стараться. На переменке она подошла к Алеше вплотную и требовательно, смотря на него, спросила в упор:
- Алешенька, что с тобой?
- А что? - испугался Алеша.
- Ты какой-то не такой...
- Как не такой? - Алеша пугался все больше.
- Может быть, ты больной? Покажи-ка язык.
Алеша машинально высунул розовый язык, а потом рассердился.
- Да ну тебя! Что ты ко мне пристала?!
Но Таня не отходила от него и сурово покачивала головой.
- Надо бы тебе пульс пощупать, да я не знаю, где это щупают.
- Отстань, пожалуйста! - сказал Алеша сердито и пошел из класса, сильнее обычного припадая на левую ногу.
Саша уже давно следил за Таней и сразу же подошел к девочке.
- Ты что это Алешу задираешь? - спросил он строго.
- Да я вовсе не задираю,- зашептала девочка торопливо и убедительно.Я выясняю.
- Чего еще выясняешь?
- Лена Павловна велела осторожно, чутко выяснить, почему он какой-то не такой: скучный, и рисовать бросил... Она беспокоится...
- А-а,- сказал Саша и посуровел.- Это мы без тебя знаем. Нечего тут выяснять, все ясно. Ничего-то ты не понимаешь. А вот Лена Павловна... она, видишь, какая,- всё замечает.
Таня поймала Леночку в коридоре.
- Елена Павловна,- зашептала она,- я выяснила. Он не больной. Язык розовый, а где пульс,- я не знаю... А Сашк... Саша... сказал, что всё знает.
- Попроси Сашу зайти ко мне после школы.
* * *
Вечером Леночка предложила Тане перечистить все кастрюли, а сама долго разговаривала с Сашей.
Таня терла кастрюли изо всех сил - и кирпичом, и мелом, и вереском. Если бы кастрюли были не из алюминия, она давно бы протерла в них дыры. А разговор и комнате всё продолжался.
Наконец Саша попрощался с Леной Павловной и, проходя мимо девочки, презрительно бросил:
- Эх ты, докторица! Пульс в левой пятке щупают!
И хлопнул дверью.
Леночка сидела задумчивая, сосредоточенная. Таня знала,- в таких случаях ее лучше ни о чем не спрашивать и не мешать думать. И только вечером, когда девочка уже лежала в постели, Леночка рассказала ей об Алешином горе.
Алешина мать умерла, когда мальчику было три года. Отец не захотел жениться вторично, боялся, что мачеха будет обижать хромого мальчика. Взял в дом старую бабку-бобылку, и так и жили они до самой войны. А сейчас отец на фронте и мальчик живет у деда. Но Таня и сама всё это знала, а вот остальное знал только Саша - настоящий Алешин друг.
Дед Алеши, колхозный кузнец Василий Никанорович, был настоящим мастером своего дела. Его знали, кажется, по всей области. Из дальних колхозов приезжали за ним, когда нужно было починить какую-нибудь сложную машину или сделать тонкую кузнечную работу. Он любил свое ремесло, как художник, он гордился своим уменьем и непременно хотел передать его своему внуку.
Но с горечью видел Василий Никанорович, что внук не может и не хочет быть наследником его мастерства. Кузнец любил Алешу, никогда не обижал его, баловал подарками. Но каждый раз, когда он взглядывал на мальчика, на сердце его накипала обида,- почему он не может все тайны своего ремесла, все уменье и любовь к своему делу передать внуку! Алешина привязанность к рисованию раздражала кузнеца. Он не запрещал ему возиться с карандашами, привез ему из района коробочку красок. Но считал рисование не настоящим делом.
Постепенно дед и внук всё дальше и дальше отходили друг от друга...
- Завтра я пойду к Василию Никаноровичу,- сказала Леночка и вздохнула,- но удастся ли мне что-нибудь сделать?
Перестук молотков
Розовое пятно лежало на снегу у порога кузницы. Оно струилось и колебалось, и Леночке даже жалко стало наступать на него ногой, такое оно было красивое и, казалось, теплое!