Где-то за лесом совсем спряталась в толстое одеяло облаков побледневшая луна. В лесу сумрак; серо.
Миша тревожно поглядывает на Таню. Девочка идет как-то уж очень медленно, вяло переставляет ноги, не тараторит, не рассказывает, молчит.
- Таня,- спрашивает Миша,- тебе было очень страшно?
- Страшно,- вяло подтверждает девочка.
- Но ведь ты знала, что мы тебя найдем?
- Знала...
Миша наклоняется к Тане:
- Ты чего такая? Устала?
- Устала,- говорит Таня, и вдруг из широко раскрытых глаз ее начинают катиться слезы.- Устала...- шепчет Таня,- устала... хочу домой... к Леночке хочу...
- Сейчас, сейчас. Мы сейчас дойдем,- успокаивает девочку Миша, а сам с тревогой всматривается в ее лицо.
Ну, ясно, совершенно ясно: Таня больна. Щеки и лоб ее залиты багровым, жарким румянцем, губы запеклись, рот полуоткрыт, а глаза тусклые-тусклые, а из-под закрывающихся век текут слезы. "Беда! - думает Миша,- ей не дойти. Что я буду делать? Хоть бы кто-нибудь проехал по дороге! Ну, ничего, в крайнем случае лыжи спрячу, а Таню понесу на руках".
- Ну, еще немножко. Чижик, совсем немножко... Постоим, отдохнем, а потом пойдем дальше. Подожди, знаешь что? Я лыжи спрячу вот сюда. Ты запомнишь это дерево, Чижик? А завтра придем и заберем лыжи. Ты только не забудь, где они,- старается оживленно болтать Миша. Таня стоит безучастно. Миша прячет лыжи, надламывает веточку на елке для приметы, обнимает Таню за плечи.
- Ты хорошенько опирайся на меня. Мы, знаешь, как будем: сто шагов пройдем и остановимся. Потом еще сто шагов пройдем...
Миша не договаривает: у самой обочины дороги из кустов смотрят на него в упор два злых зеленых глаза. Волк!
Миша вздрагивает. Он быстро сворачивает с Таней на середину дороги. Так лучше, так он не кинется внезапно. Они сейчас от голода совсем бесстрашные стали. Только бы Таня не заметила. Только бы не испугалась...
И Миша опять начинает о чем-то оживленно болтать, развлекая Таню, а сам тревожно вглядывается в лес. Зеленые глаза потухли справа и вдруг зажглись впереди с левой стороны. "Кружит",- с тоской думает Миша. Мальчик старается говорить громко, топает ногами, хлопает будто замерзшими руками, но волк не боится и продолжает вести с ним страшную игру.
Зеленые глаза вспыхивают то справа, то слева, спереди, сзади и каждый раз все ближе и ближе...
И наконец зверь открыто выходит на дорогу. Это старый матерый бирюк, обезумевший от голода. Он уже понял, что ребята беззащитны. Он еще осторожно держится сзади, но вот-вот кинется. Теперь уже нечего скрывать от Тани.
- Подожди минуточку,- говорит Миша спокойно,- встань вот тут, впереди меня.
- Что такое? - спрашивает Таня плаксиво.
- Ничего, тут маленький волчишка за нами увязался, я его сейчас припугну немножко.- Миша опасливо взглядывает на Таню.
- Ну, пугай,- говорит Таня вяло.
Миша быстро достает спички, поднимает еловую веточку. Спичка шипит и гаснет, а промерзшая веточка и не думает загораться. "Что бы, что бы такое зажечь?" - думает Миша и лихорадочно шарит по карманам. Нигде ничего. Только за поясом хрустит заветная тетрадь.
"Нет, только этого не надо,- сам себя уговаривает Миша.- Мы лучше сейчас залезем на дерево, а утром за нами приедут".
Волк подходит ближе. Уже виден его поджатый хвост, прижатые к затылку уши, все напряженное, худое, вытянутое тело.
"Таня в шубейке, в валенках - не влезть ей на дерево".
Миша вытаскивает из-за пазухи тетрадку. Морские узлы... Миша закрывает глаза и наугад вырывает несколько листков. Он комкает их круглым мячиком, поджигает и бросает на дорогу. Волк отпрыгивает в сторону и замирает, уставившись на огонь. Миша хватает Таню за руку и бежит, бежит, волоча за собой плачущую девочку.
Но вот бумага догорела, и волк возобновляет преследование, и Миша снова бросает огненный мячик и снова бежит, обливаясь потом, почти неся на руках девочку.
Бумага гаснет, и всё начинается сначала. Миша механически рвет и рвет заветную тетрадку, чиркает и чиркает спичками, подхватывает под руку ослабевшую девочку и бежит, бежит... Волк уже совсем близко, а у Миши в руках гаснет последняя спичка. Подхватив сухую палку, Миша прикрывает собой девочку. И вдруг он слышит звон бубенцов и кричит отчаянно в морозный воздух:
- Сюда! На помощь! Скорей! Сюда!
И чей-то голос отвечает:
- Слы-шу!
И бубенцы заливаются громче. А бирюк, остановившись, вдруг прядает в кусты. Из-за поворота дороги вылетают санки.
Александра Степановна нахлестывает лошадь. Елена Павловна стоит, уцепившись за ее пояс. Власьевна на ходу выскакивает из саней и вовремя успевает подхватить зашатавшегося Мишу. Елена Павловна обнимает Таню, а из-за пояса у Миши падает твердый переплет тетрадки и, распластавшись, ложится на белый снег.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВЕСНА
Болезнь
Ночь. Лампочка потрескивает и чадит. Крохотные искорки отрываются от фитиля, потанцуют-потанцуют в стекле и затухнут. Верно, выгорел весь керосин.
Леночка не замечает этого. Она до боли сжимает виски и думает все об одном: "Что делать? Что делать?"
А с кровати доносится бормотанье. Который уже день Таня бредит, не переставая говорит, и всё про Нюру:
- Потерпи немножко, я скоро приду... вот еще лесок... только там, кажется, волки... я сейчас...
Нюра давно здорова, а вот Таня... Крупозное воспаление легких... и как помочь?
Приезжал доктор из района, покачал головой.
- Нужен сульфидин - единственное, что может снасти...
Но сульфидина нет.
Не помогают ни банки, ни лекарства, ни компрессы. Таня все так же мечется на кровати и дышит хрипло, со скрипом. И тоненький столбик ртути в градуснике все так же лезет вверх.
В комнате Галины Владимировны горит свет, там тоже некрепок сон.
В кухне на лавке прикорнул Миша.
Милые, милые ребята! Они ни на минуту не оставляют домик, дежурят по очереди круглые сутки. Мали ли что может понадобиться Елене Павловне!
Нюру так ту прямо силой нужно выгонять. Ей все кажется, что она виновата в тяжелой болезни Тани. Ведь это из-за нее Таня заблудилась в лесу.
А на Маньку совсем смотреть страшно. Одни глаза остались от девочки. И не болтает, не верещит. Жестокий это урок для балаболки! Другой раз будет обдумывать свои слова!
Леночкины мысли путаются, голова опускается все ниже и ниже. И вот она уже крепко спит, положив усталую голову на стол.
Галина Владимировна тихо входит в комнату, набрасывает на Ленины плечи платок, подходит к Тане.
Таня лежит плотно закрыв глаза, пунцово-красная, пышущая жаром и все бормочет, бормочет. Плохо, ох, плохо! Бедные девочки! На глазах у веселой хохотушки выступают слезы.
Она берет пузырь для льда и выходит в кухню. Миша мгновенно просыпается.
- Что-нибудь нужно? Как Чижик? Не лучше?
- Всё так же. Принеси-ка, Миша, снегу.
Миша выскакивает на улицу и возвращается с полным пузырем.
И снова тянутся и тянутся часы, заполненные тревогой и страхом, сжимающим сердце.
Наконец рассвет. Вдруг чьи-то быстрые шаги послышались на крылечке. Дверь распахнулась. Ни пороге - Власьевна, одетая по-дорожному. И в лице у нее что-то такое, что Миша сразу вскакивает и громким шепотом зовет:
- Галина Владимировна! Галина Владимировна, пойдите сюда!
- Что такое, Власьевна? Что-нибудь случилось?
- Лекарство, лекарство, которое нужно... как его зовут?
- Сульфидин!
- Да, да, позвонили из района. Достали, сколько нужно. Сейчас еду на МТС, оттуда обещали дать грузовик. Я быстро обернусь, Елене Павловне скажите!
И Власьевна исчезает.
- Галина Владимировна,- спрашивает Миша взволнованно,- значит, теперь Чижик будет жить?
- Будет, Мишенька, непременно будет! - говорит Галина Владимировна и кладет руку на плечо Миши.