Тосикагэ подробно обо всём рассказал. Император был изумлён, он слушал с большим интересом, и не было конца его расспросам.
— Мне с непривычки трудно играть на этом кото. Поиграй на нём, — сказал император.
Тосикагэ взял кото «сэта-фу» и начал тихонько играть одно из «больших произведений»[117]. Звуки кото становились всё громче, и вдруг черепица на крыше дворца стала крошиться и сыпаться вниз, как лепестки цветов. Он заиграл другое произведение — и несмотря на то, что была середина шестого месяца, повалил снег, столь густой, что казался сплошным покрывалом. Император был в чрезвычайном изумлении.
— Это действительно удивительные произведения, — сказал он, — одно из них называется «Юйкоку», второе «Кусэкуюкухара». Рассказывают, что когда их играли китайские правители, с крыш сыпалась черепица и шёл снег[118]. Что за удивительный, что за редкостный у тебя талант! Ты сотворил невиданное в нашей стране! Давным-давно ты два раза сдавал экзамены и проявил себя человеком, в науках исключительным, превзошёл в этой области всех прочих. Тебе был пожалован чин, а потом ты был назначен воспитателем наследника престола. Но книжников в нашей стране много, хоть они тебе и уступают. А вот в игре на кото у нас второго такого нет. Учи наследника не наукам, а музыке. Принц обладает несомненными талантами. Он, вероятно, не будет доставлять забот своему учителю. Если ты всё своё искусство без остатка передашь наследнику, мы пожалуем тебе право являться во дворец в повседневном верхнем платье[119].
На это Тосикагэ ответил:
— Когда я был молод, я был разлучён с отцом и матерью и послан в Танское государство. Страшная буря и большие волны занесли меня в неизвестную страну. Ничто не могло сравниться с моей скорбью. После многих страданий возвратился я домой, но отец и мать мои уже скончались, и я нашёл одно лишь пепелище. В своё время я следовал высочайшей воле, несколько раз сдавал экзамены, отправился в страну Тан. Никогда не видел я больше ни отца, ни матери, долгое время жил на чужбине, испытал много горя, — и сейчас у меня нет сил учить наследника. Я знаю, что это непочтительно по отношению к моему государю, но я не буду учить наследника игре на кото.
После этих слов он удалился.
* * *Отказавшись исполнить императорское пожелание, бросив службу, Тосикагэ поселился в просторном красивом доме, который он построил на окраине столицы, на перекрёстке Третьего проспекта и проспекта Кёгоку[120], и начал учить дочь игре на кото. Девочка запоминала всё с одного раза и в день выучивала пять или шесть «больших произведений»[121]. Под её пальцами те же самые инструменты звучали великолепнее, чем у отца. Она выучила всё, что знал отец.
Шло время. Тосикагэ разорился и не мог растить дочь в роскоши, как ему хотелось. Когда ей исполнилось двенадцать-тринадцать лет, только и было разговоров, что о её красоте. Блистательная внешность дочери Тосикагэ ослепляла всех, кто видел её, слухи об утончённости её души не смолкали. Император и наследник престола обращались к Тосикагэ с тем, чтобы она поступила на службу во дворец, и даже посылали письма самой девице, но Тосикагэ на эти предложения не отвечал и дочери отвечать на письма не разрешал. Что же до посланий других принцев и сановников, то их писем она вовсе не читала.
«Дочь моя, поручи себя Провидению. Если будет на то воля неба, быть тебе и матерью страны, и высочайшей наложницей[122]. Если же на это воли неба нет, быть тебе женой простолюдина, живущего в горах. Я человек бедный, неимущий. Как же мы можем быть связаны со знатными людьми?» — говаривал ей отец. И хотя благородные господа горели желанием жениться на его дочери, он этих разговоров не слушал.
Ворота его дома были обычно закрыты. Нарочные, приносившие письма от императора и наследника, посыльные от разных особ стояли у ворот до рассвета, но никто к ним не выходил.
Тосикагэ проводил всё время в занятиях с дочерью и не нёс никакой службы, и тем не менее его назначили главой Ведомства гражданского управления и советником сайсё.
В год, когда его дочери исполнилось пятнадцать лет, во втором месяце неожиданно скончалась её мать. Девица ещё горько оплакивала потерю, как заболел отец. Вскоре он совсем ослаб.
— Раньше я хотел, чтобы ты занимала высокое положение В этом мире, — сказал он, позвав как-то дочь к себе, — но в молодости я отправился в дальние края, а когда возвратился на родину, императору больше служить не стал. Со временем я разорился, и уже не могу устроить твоего будущего. Поручаю тебя Провидению. Мои поместья и земли обширны, но вряд ли кто-нибудь станет заботиться о твоих интересах. Кто будет приходить к тебе с тем, чтобы давать отчёт?[123] Однако после моей смерти тебе останется сокровище, которое вечно будет только твоим. — С этими словами он велел ей наклониться к нему и поведал дочери свою тайну: — В северо-западном углу нашего дома на глубине в один дзё я зарыл два кото, похожие на те, на которых мы играем. Одно из них в парчовом мешке, другое — в мешке тёмно-синего цвета[124]. Со всех сторон я укрыл их ветками аквилярии. То, что в парчовом мешке, называется «нан-фу», а то, что в тёмно-синем, называется «хаси-фу». Помни же о моих словах и никогда никому их не показывай. Я думаю, что подобных кото нет во всём мире, это сокровище на веки вечные. Если ты будешь счастлива, то, играя на них, достигнешь вершины блаженства; если несчастлива, то музыка смягчит твоё горе. Если твоей жизни будет угрожать опасность, если попадёшь ты к диким зверям: тиграм, волкам, медведям — и захотят они сожрать тебя, если настигнут тебя самые ужасные несчастья, — тогда играй на этих кото. Когда будет у тебя ребёнок, следи за его характером до десяти лет. Если будет он умён, сообразителен, душою совершенен, если будет внешне и внутренне превосходить окружающих, тогда передай их ему.