— Меня все бросили, — ответил Молодой господин, — и я оказался в одиночестве, как отставший от стаи гусь.
— А не было ли поблизости какой-нибудь гусыни, за которой ты помчался вслед? — рассмеялся старший брат. — Ты что, так и стоял здесь со вчерашнего вечера, как статуя бога-покровителя путников? Ладно, как бы там ни было, поспешим домой, ведь отец и мать ужасно тревожатся.
Они вместе отправились домой. Всю дорогу Молодой господин терзался воспоминаниями о любимой.
Войдя в дом, Тадамаса объявил:
— Наконец-то мы отыскали Молодого господина.
Радости министра не было границ. Радовались и все слуги, которых до этого жестоко ругали и грозились выгнать.
— Почему ты задержался? — укорял сына первый министр. — Когда это ты научился тайком отлучаться из дому? Ты поступил опрометчиво, заставил меня беспокоиться.
— Берег реки кишит грабителями и убийцами, — говорила супруга министра, — ты был там один — что, если бы тебя убили? Ты ведь слаб, не смог бы защититься. Если и дальше так пойдёт, тебя не примут на службу во дворец. Разгуливая один, ты ещё, чего доброго, захочешь убежать от нас. Не смей больше удаляться от меня!
Отныне, когда первый министр уходил в императорский дворец, она всё время держала сына возле себя, не сводя с него глаз.
Молодой же господин, изнывая от любви, думал только об одном: «Ах, если бы переслать ей хоть коротенькое письмецо! Ах, если бы можно было пойти туда хоть на миг!» Но надзор за ним был очень строг, и ему оставалось только тосковать днём и ночью. Никто, кроме него, не знал, где живёт дочь Тосикагэ. Юноша хотел было послать туда кого-нибудь с письмом, но никому он не смог бы объяснить дорогу: он и сам её точно не помнил. Отец и брат подозревали неладное и пытались расспросить его. Однако Молодой господин никому не хотел открыть своей тайны и даже слугу не мог послать на розыски госпожи. Он всё время вспоминал клятвы, которыми они обменялись, и думал о её жалком положении. Смотрел ли юноша на травы и деревья или поднимал глаза к небу, он думал только о ней. Мысли его всегда летели к любимой, но рядом с ним не было никого, кому можно было бы их поведать, и Молодой господин таил их в сердце.
* * *После мимолётного, как сновидение, свидания дочь Тосикагэ была уже не той, что прежде[132], но она ничего не понимала. Страдая в своём жилище, она тосковала по родителям и вспоминала пустые обещания своего милого. Проливая слёзы, смотрела она, как желтеют и краснеют трава и листья на деревьях, как опадает листва. Увидев однажды сверкнувшую в небе молнию, госпожа произнесла:
— Всё могу увидеть я.
Редкой гостьей в облаках
Даже молния сверкнула.
Не осталось ничего,
С чем мне милого сравнить.
Ей никто не ответил.
Однажды вечером Молодой господин, маясь в тоске, слушая завывания ветра и стрекотание цикад, подумал: «Как грустно шумит ветер! Как сильно дует он, наверное, на берегу реки, где я был когда-то!»:
— Ветер дует с гор,
Звон цикад
Громко слышится в саду.
Мыслями лечу
Я в заброшенный твой дом, —
произнёс он.
Наступил десятый месяц. Выглядывая во двор и поднимая глаза к моросящим небесам, он сравнивал их со своими рукавами, мокрыми от слёз. Высоко над ним летели журавли, перекликаясь бесконечно печально. Слушая их крики, Молодой господин тосковал ещё более.
— Горько слёзы лью,
Слыша крики журавлей.
Если бы я мог лететь
Вслед за ними в те края,
Где тебя увидел я! —
пробормотал он. — Как это печально! Как я хочу увидеть тебя ещё раз в каком-нибудь из миров! — Но даже во сне не находил он к ней дороги[133].
Так проходили дни и месяцы. Не имея возможности видеть дочь Тосикагэ, Молодой господин только плакал…
На проспекте Кёгоку ветер дул свирепо, иней покрывал землю, снегом заносило дом и сад. Однажды долгой ночью, очнувшись от глубокой думы, дочь Тосикагэ заметила, что рукав её платья покрылся льдом:
— Слёзы, что горько лила,
Ночью замёрзли,
И лёд сковал рукава.
Кажется мне, это милый
Связал их на верность[134], —
сложила она.
Наступила весна. Глядя, как зазеленел багряник, ветку которого Молодой господин, клянясь в любви, обломил, уходя от неё, госпожа подумала: