Мрачные думы…»
Накатада ответил ей:
«Пока не видел,
Как рядом с багряником лунным
Мальва цветёт, —
Сердце блуждало
Словно во мраке ночном.
Я всё время думаю о ветках багряника, которыми украсили твои покои».
И он, и мать почувствовали при этом глубокую грусть.
На праздник пятого дня пятого месяца Канэмаса послал им подарки, а также Первой принцессе и госпоже Дзидзюдэн. Накатада, выбрав великолепные подношения, послал их госпоже Дзидзюдэн. Он всем, от принцев до низших чинов, преподнёс очень красивые подносы. Как обычно, архивариус доставил из дворца дары матери Накатада.
В том месяце беспрерывно лил дождь. В пятый день, под вечер, капли дождя тихо падали на землю. Невнятно слышался плач кукушки. Сквозь тучи неярко светила луна. Трое музыкантов неторопливо играли на кото, звуки были чарующими. Все, кто жил в усадьбе, собрались в павильоне над источником и внимали музыке. Среди них многие были довольно опытны в игре на этом инструменте, но и они не могли различить на слух, кто из трёх музыкантов играет лучше. Пьеса окончилась, и всё стихло. Затем музыканты сели за другие инструменты и заиграли пьесу, соответствующую этому времени года. Уверенные звуки раздавались громко и, казалось, проникали даже под землю. Слушатели были потрясены.
В шестом месяце наступила жара, но с гор, поросших высокими деревьями, дул свежий ветер, и в башне было прохладно. Инумия носила белое платье из тонкого шёлка. В последний день месяца госпожа и Инумия в сопровождении большой свиты вышли на берег реки и выполнили церемонию очищения.
В это время Канэмаса, взяв с собой сына Насицубо, тоже отправился на реку. Они приблизились к дому Накатада и заметили неподалёку шатёр госпожи и Инумия. Сын Насицубо, играя с сыном госпожи Сайсё, сказал: «Давай войдём в шатёр» — и подняв полотнище, вошёл внутрь. Там за переносной занавеской высотой в три сяку находились госпожа и Инумия. Принц, заглянув за занавеску, неожиданно очутился с Инумия лицом к лицу. Она сразу же отвернулась, а бабка её, увидев принца, встревожилась.
«Ах, как нехорошо получилось. Он пришёл сюда, думая, что Накатада здесь. ‹…›» — решила она.
Госпожа показалась из-за занавески, но она не могла бранить принца. Разложив подушки, она пригласила мальчиков сесть.
— Вы видели кого-нибудь? — спросила она.
— Там ничего не видно, — спокойно ответил принц.
Он был очень рассудителен, вёл себя как взрослый, и госпожа подумала, что вряд ли он станет рассказывать о том, что произошло. Принц же про себя думал: «Я видел маленькую девочку. До сих пор я не видел таких красивых. Она так хороша собой, что мне хочется увидеть её ещё раз. Если бы я мог играть вместе с нею!» Такие желания переполняли его сердце, но он молчал.
Инумия же огорчалась, что матушка видеть её не может, а тут её увидел пусть и мальчик, но всё-таки мужчина. Она думала об этом почти со страхом.
Госпожа усадила гостей возле себя и угощала их фруктами, но они ели мало. Оба мальчика были очень красивы.
— Ах, посмотри, как птицы садятся на воду! — сказал сын госпожи Сайсё своему товарищу.
Госпожа следила, чтобы принц не увидел ещё раз Инумия, но её опасения были напрасны. В шатре появился Накатада, и дети вскоре ушли.
— Я испугался, не вошёл ли к вам этот неугомонный принц прямо за занавеску, — сказал Накатада.
Госпожа не знала, что ответить.
Госпожа и Инумия до вечера смотрели, как ловят рыбу с помощью бакланов, и потом вернулись к себе, а Накатада проводил отца и лишь тогда возвратился в старую усадьбу.
Седьмого дня седьмого месяца Инумия должна была мыть волосы. На юг от башни между камней бил источник, и там над потоком был раскинут шатёр. Туда пришли Инумия с госпожой, которая тоже решила мыть волосы. Вокруг не было ни души, но тем не менее со всех сторон вокруг шатра повесили полотнища. Прислуживали две кормилицы, одетые в накидки, а помогали им юные служанки. Ещё совсем недавно волосы Инумия не достигали пола, что беспокоило её родителей, но сейчас они касались земли. Она очень похорошела лицом и можно было подумать: «Уж не небожительница ли это спустилась на землю?»
По случаю праздника встречи звёзд дом внутри разделили на отдельные помещения. Госпожа подумала: «Сегодня, играя на кото, мы совершим приношение звёздам.[381] Здесь никого посторонних нет». ‹…›
Когда стемнело, Судзуси, одетый в охотничий костюм, подъехал верхом к усадьбе и велел слуге приготовить ему место на склоне южной горы, где росли сакаки. Он положил зонтик в дупло дерева, сел и стал ждать, подперев щёку рукой.
Потянуло прохладным ветром, и госпожа сказала: «Давайте начнём». Она села за хаси-фу, Инумия посадила за хосоо-фу, а сына за рюкаку-фу, и все трое совершенно слаженно заиграли выбранное произведение. Неслыханные в мире звуки поднимались до самого неба. Казалось, музыканты играют не только на кото, но что ещё звучит множество барабанов и духовых инструментов. Музыка была изумительно красива, и Судзуси казалось, что его душа возносится в небеса. Звёзды сместились, загрохотал гром, засверкала молния. Судзуси в страхе не знал, что ему делать, но и уйти, не дослушав до конца, он не мог. Он велел сопровождающему его помощнику военачальника Левой дворцовой стражи обнажить меч, а сам продолжать слушать. Внимая дивной музыке, в которой сливались необычайной красоты звуки, он чувствовал, как жизнь его удлиняется, и ему казалось, что он созерцает всё великолепие мира. Страх охватил его, но возвратиться домой он уже не мог. Помощник военачальника внимал музыке, глядя в небо. Вдруг вышина озарилась ярким блеском, показалась луна и прямо над башней высоко в небе сверкнула молния и раздался удар грома. Вокруг луны собрались звёзды. Ветер принёс с собой неведомые в мире благоухания. Слушатели словно очнулись от сна оцепенения. Они ни о чём не думали, лишь слушали музыку, подняв глаза к горе. Вокруг усадьбы всё более и более распространялись редкостные ароматы. Трое музыкантов играли в покоях Накатада. Когда они смотрели вниз, сад в лунном сиянии казался им усеянным жемчужинами росы. Звуки музыки были точно прозрачными. Поскольку госпожа играла на инструменте, который мог звучать громче всех других, она не играла в полную силу, а только слегка касалась струн. Вокруг луны появились причудливые облака. Когда звуки музыки становились громче, луна, звёзды и облака приходили в движение; когда музыка затихала, в небесах воцарялся покой. Судзуси не мог наслушаться. Казалось, что и яркая луна внимала дивным звукам.
Было далеко за полночь, и музыканты перестали играть. Затем Накатада для собственного удовольствия заиграл на флейте. В тонкой гармонии с удивительным пейзажем полные печали звуки производили необыкновенное впечатление. Потрясённый звучанием флейты, Судзуси думал: «Раньше я играл на этом инструменте не хуже его. Я думал, он не особенно любит играть на флейте, а оказывается, что он виртуоз несравненный». Судзуси был совершенно изумлён.
Время близилось к рассвету. Небо дышало спокойствием. Всё было тихо.
Среди стихов, сочинённых Тосикагэ, были такие, в которых он повествовал, как из Танского государства попал в неизвестные края, как шёл по безлюдным дорогам, как в удивительных по красоте местах распускались цветы всех четырёх времён года, как он проходил через лес, который кишел страшными существами, и как, бредя по тропам, он погружался в долгое раздумье и голосом, полным печали, читал стихи, а после своего возвращения на родину наблюдал обветшание своего дома. Обо всём этом Тосикагэ сочинял стихи. Даже среди тех, кто не знал всех обстоятельств его жизни, не было ни одного человека, который не проливал бы слёз, слушая его стихи, а тем более сейчас, когда их читал Накатада в старой усадьбе. Всё вокруг было полно очарования, начиная с самого голоса Накатада, и Судзуси от восхищения проливал слёзы, так что рукава его верхнего платья стали совершенно мокрыми. И звуки кото, и звуки флейты глубоко проникли в его душу. Судзуси был погружён в глубокое раздумье, когда наконец всё стихло, и он с сожалением отправился домой. По дороге Судзуси размышлял о том, что мир наш непрочен. Его сердце охватила печаль, он вспоминал о своей жизни в провинции Ки и о том, что произошло с ним потом.
381
Прим.14 гл. XX:
Госпожа использует здесь специальный термин —