Письмо было написано очень красивым почерком на двойном листе тонкой бумаги. Тадаясу, прочитав его, сказал:
— Прекрасный почерк! Все восхваляют вашу, матушка, каллиграфию, но Фудзицубо кажется мне гораздо искуснее. Теперь и я могу наконец оценить её почерк. Если бы письмо было написано кому-нибудь другому, я бы, увидев его, мучился ревностью.
— Ты, наверное, думаешь, что Фудзицубо вообще не должна никому посылать писем, — сказала Дзидзюдэн.
— Когда я думаю о ней, мне становится горько, что я не наследник престола, — признался принц, — вы родили меня на горе, обрекли на тоскливое существование.
— Что за речи! Нельзя так упорно думать об этом. Ты всё время погружён в размышления, потому что живёшь бобылём. Не согласиться ли тебе на какое-нибудь предложение и не взять ли какую-нибудь девицу в жёны?
— Я намерен и дальше жить один. Да и вряд ли существует женщина, которая смогла бы избавить меня от моей печали. Может быть, я уйду в монахи, — сказал Тадаясу и, взяв письмо, вышел из комнаты.
— С письмами от Фудзицубо всегда одна и та же история. Вчера забрали, сказав, что это жене Накатада, а сегодня унёс Тадаясу. Прямо не знаешь, что делать! — воскликнула раздосадованная Дзидзюдэн. Голос же её звучал чарующе.
Канэмаса, покои которого находились недалеко от её комнаты, прислушивался, заворожённый её голосом.
— Принцесса необыкновенно похожа на мать, не так ли? — обратился он к жене.
— Да. Ещё не знаешь, что это госпожа Дзидзюдэн, но сразу чувствуешь к ней расположение, — отозвалась та.
— Принцесса, должно быть, тоже такова. Накатада очень её любит. Он не полюбил бы её, если бы у неё не было достоинств, — продолжал генерал.
— И высочайшая наложница очень красива. Император в ней души не чает и сейчас то и дело присылает ей письма с просьбой вернуться поскорее, — поведала ему госпожа.
— Интересно, что государь думает о тебе? У меня было много красивых жён, но в конце концов я их всех забыл ради тебя. На моём месте все бы хвастались такой женой. Тебе нужно побольше бывать на людях, лица не открывая, но красиво одевшись. Своими талантами ты затмишь Накатада, — говорил Канэмаса.
— Это мой сын, но он так хорош, рядом с ним мне стыдно своего убожества, — сказала госпожа.
— Сейчас из-за меня придворные не могут получить повышения. Никто не может перепрыгнуть через меня. Жалко, что поэтому и Накатада всё ещё не генерал. Но подойди сюда, я покажу тебе чашку, которую преподнёс мне Десятый принц.
Он поставил эту чашку у изголовья и вместе с женой лёг спать.
Дзидзюдэн позвала кормилицу:
— Уже вечер. Разбуди советника и подай ему поесть.
Та пошла и доложила, что трапеза готова.
— Почему мне предлагают есть сейчас? Подождём, пока распустятся цветы, — пробормотал Накатада и с постели не поднялся.
Кормилица передала его слова Дзидзюдэн, и госпожа засмеялась:
— Не знаешь, что ждать от пьяного. И это Накатада, который всегда распекает тех, кто нерадив.
Так кончился этот день.
Ночь прошла. Рано утром раздался голос Накатада:
— Это ещё вчера? Или уже сегодня?
И все громко рассмеялись.
«Накануне я забыл приличия…» — подумал Накатада и тотчас принялся за еду. Шёл девятый день.
— Все эти поздравления длятся очень долго. Сегодня не будем устраивать особой церемонии, а ограничимся простым угощением. Приготовьте всё только для семьи министра Масаёри, — распорядился Накатада.
Слуги, говоря: «Сделаем, как приказал наш молчаливый господин», приготовили всё необходимое к пиру.
Наступил вечер. Мать Накатада расчесала волосы, надела! платье из лощёного шёлка, сверху — вышитую шёлковую накидку и пришла с поздравлениями в покои Накатада. Пришла туда и госпожа Дзидзюдэн. Жена Накатада поднялась с постели. В передних покоях с восточной и западной стороны устроили сиденья, разложили подушки. Приготовили сиденья и на веранде. Вдоль занавеси главных покоев поставили передвижные занавески. Накатада пригласил жену Масаёри:
— Не пожалуете ли вы к нам?
Явился Масаёри. Присутствовали все принцы, сыновья Дзидзюдэн, все члены семьи, начиная с заместителя второго советника министра, Тададзуми.
— А своего отца сегодня, когда вся семья в сборе, ты разве не пригласил? — обратился министр к Накатада и послал одного из своих сыновей пригласить Канэмаса.
Генерал прибыл.
— Пожалуйте сюда, — позвал его Масаёри и проводил в глубь помещения.
Внесли угощение, приготовленное по распоряжению Накатада. Перед принцессой поставили шесть глубоких подносов из светлого лазурита,[43] с серебряными чашками, поверх которых стояли чашки из лазурита, такие тонкие, что просвечивали насквозь. Перед госпожой Дзидзюдэн и матерью Накатада поставили по шесть подносов из аквилярии, перед сыновьями наложницы — по шесть подносов из светлой аквилярии. Сам Накатада, сидя на веранде, отдавал распоряжения. Перед ним стояло два столика из цезальпинии. Перед сановниками тоже было поставлено по два столика, перед низшими чинами — по одному. Посторонних никого не было, присутствовали только члены семьи Масаёри.
— А где же моё место? Советник, скажи, подле кого мне можно сесть? — спросил Масаёри.
Накатада, услышав эти слова, шепнул отцу:
— Пригласи его.
И Канэмаса позвал министра:
— Пожалуйте сюда.
Масаёри повернулся к Тададзуми:
— Сегодня и ты садись рядом.
Тогда они оба заняли места возле генерала.
В это время прибыли подарки от императрицы: двенадцать обычных в таких случаях серебряных подносов[44] и такие же чашки. Всё было покрыто шестью покрывалами из китайского узорчатого шёлка. На подносах стояло множество коробок для еды и было много ‹…›. Кроме того, Накатада ждало письмо.
Прибыли подарки от Насицубо, сёстры Накатада, которая служила во дворце наследника престола: внесли на плечах два золотых кувшина вместимостью в один то, один наполненный мёдом, другой — ‹…›, они были покрыты жёлтой бумагой. Два серебряных карпа, совсем как живые, висели на искусственной ветке клёна. Внесли три мешка синего цвета, в одном были серебряные монеты, в другом — чёрные благовония в виде зажаренных рыбёшек, в третьем, украшенном птичьими пёрышками, — благовония из аквилярии в форме птичек. Всё было завёрнуто в двойную тонкую бумагу зелёного цвета. Письмо в конверте из китайской двойной тонкой бумаги было привязано к астре. Накатада прочитал:
«Давно не писала тебе. Ты долго не показывался во дворце, и я начала уже беспокоиться, но вчера я наконец узнала, что на это были причины.
Если бы я узнала раньше, я бы разыскала для поздравления птицу побольше».
— От кого это письмо? — спросил Канэмаса. — Совершенно очаровательный почерк!
— Это от Насицубо, — ответил Накатада.
— Ну-ка, ну-ка, покажи мне, — сказал Канэмаса и, прочитав, прибавил: — Она стала совсем взрослой!
Пришли подарки от госпожи Райкэйдэн, старшей дочери Тадамаса, которая служила во дворце Живописных видов у наследника престола: два серебряных бочонка вместимостью в два то, серебряные черпаки, бочонок с рисовой кашей, другой — с кашей из красных бобов, в восьми серебряных тазах приправа к рису, рыба четырёх сортов, овощи четырёх видов. Всё это было положено в четыре больших короба из аквилярии, там же были большие и маленькие золотые чашки и много серебряных палочек. Кроме того, ждало письмо, адресованное Накатада. Слуги внесли подарки и расставили перед гостями. Господа пришли в восторг.
43
Прим.23 гл. XIII:
Светлый (в тексте — «белый») лазурит — одна из разновидностей лазурита, которых насчитывается около десяти.
44
Прим.24 гл. XIII:
При родах и в обрядах, связанных с рождением ребёнка, пользовались белыми (серебряными) предметами.
45
Прим.25 гл. XIII:
Трава