«У Накатада прекрасная душа, и собой он очень хорош. Это всё оттого, что у его матери доброе сердце. А вот Канэмаса — человек неглубокий. Если ему не сказать, он сам не поймёт, что у другого на сердце. Неудивительно, что молодой господин тянется только к Накатада», — говорили они между собой.
Жена Канэмаса, которая раньше была императорской наложницей и жила в Павильоне сливы, Умэцубо, очень негодовала, что он её оставил. Она послала ему горную лилию и веер из пахучего дерева, а на бледно-жёлтой бумаге написала:
О многом я размышляю…» Канэмаса ответил:
«Я жил далеко,
Но мысли мои
Всегда стремились к тебе.
Ты же напрасно
Меня равнодушным считала.
Я старею, и глаза мои застилает туман. Разве ты не живёшь поблизости, как жила раньше?»
Вскоре он поехал за ней и поселил её во втором восточном флигеле, в коридоре с северной стороны.
Прислужницы матери Накатада услышали, как судачат служанки Третьей принцессы: «В нашем мире нельзя быть спокойным. В былые времена мы и не думали, что госпоже придётся влачить такое существование, как сейчас. Её жизнь совсем не соответствует её положению», — и рассказали о том матери Накатада. «Ах, что вы говорите! Вам это слышалось во сне. Всё досужие разговоры низких людей!» — пристыдила своих прислужниц госпожа.
Канэмаса двадцать пять дней в месяц проводил у матери Накатада, пять дней у Третьей принцессы, а к госпоже Сайсё и Умэцубо он не захаживал. Даже днём он оставался в покоях матери Накатада, и как-то раз она пожаловалась сыну:
— Твой отец всё время проводит у меня, так что даже меня стесняет. Мне хочется иногда почитать сутры. Кроме того, он должен думать и о Третьей принцессе. Если бы ты как-нибудь сказал ему об этом!
— Хорошо, что ты обратила на это моё внимание, — ответил Накатада. — Живи так, как тебе хочется, а я всегда буду возле тебя. Сейчас тебя никто ни в чём упрекнуть не может. Когда я буду говорить с отцом, я заведу с ним речь о том, что тебе самой сказать трудно.
Как раз в это время к ним вошёл Канэмаса. Накатада посмотрел на отца с восхищением.
— Среди ваших жён некоторые ушли в монахини, другие влачили жалкое существование. Я радуюсь тому, что вы последовали моему совету и собрали их у себя. Но нехорошо, что вы проводите всё время в одних и тех же покоях. Оставайтесь с моей матерью десять дней, с Третьей принцессой десять дней, а оставшиеся десять дней распределите между тремя дамами, — сказал Накатада.
— Невероятно! — засмеялся Канэмаса. — Ты стал говорить мне неслыханные вещи! Когда я был молодым и без разбора посещал разных дам, возможно, некоторые и мечтали обо мне. Но сейчас моё положение пошатнулось, я уже стар, спина согнулась, ноги не ходят. Везде судачат, что я всё время провожу у твоей матери, но стоит ли обращать внимание на то, что думают посторонние? Нет, конечно.
— Поскольку я похитила твоё сердце у других жён, я чувствую себя виновной, — сказала госпожа. — Все дамы, как и Третья принцесса, погружены в уныние. Если бы ты посещал их, они были бы очень рады. У Масаёри с двумя жёнами прекрасные отношения, он у каждой проводит по пятнадцать ночей и детей своих воспитывает, не делая различий, от какой они матери. Ты же неотлучно находишься подле меня, и нельзя сказать, чтобы это было мудро. Третью принцессу особенно любит её отец, отрёкшийся от престола император Сага, и время от времени справляется, как она живёт. Тебе должно быть стыдно. Госпожа Сайсё очень добра. Все вокруг меня ею восхищаются, поэтому отнесись к ней немного сердечнее. Когда её тётка слышит о Накатада, она от радости начинает плакать. Я не должна произносить того, о чём часто думаю, — это может принести несчастье, но как бы я была рада, если бы ты стал опорой этой даме, у которой такое глубокое сердце. Мы встретимся вновь в других мирах, — проникновенно говорила она.
— Проводите пятнадцать дней здесь, а остальные у Третьей принцессы, — сказал Накатада.
— В таком случае я у каждой из них должен проводить по пятнадцать дней, — проворчал Канэмаса. — Умэцубо — дама искусная, но с характером. Дочь главы Палаты обрядов ведёт себя как ребёнок, с кормилицей говорит невежливо. Госпожа Сайсё спокойна, очень рассудительна, она ко всем относится одинаково. Пожалуй, только её я навещал бы, как вы мне советуете.
Накатада несколько раз заговаривал о том, что он хотел бы показать сына госпожи Сайсё императору и наследнику престола. Однажды он объявил:
— Сегодня я возьму его во дворец!
Мать Накатада приготовила для мальчика одежду, и ему сделали причёску бидзура. Это его очень изменило, но он выглядел по-прежнему очаровательно.
Они прибыли во дворец. Рядом с императором находился наследник престола.
«Какой красивый мальчик!»- восхищались все. Сын госпожи Сайсё действительно был очень мил. Велели принести лютню и попросили его поиграть. Некоторое время ребёнок не двигался с места, и Накатада сказал ему:
— Поиграй. — Затем, обратившись к государю, пояснил: — Он ещё мал ростом, а лютня большая, и он может играть на ней, только если кто-то возьмёт его на колени.
В покоях появилось множество придворных дам, которые с восхищением разглядывали мальчика.
— Это тот самый ребёнок, о котором так много говорят? — спросил Судзуси. — Я никогда не видел такого красивого мальчика. Иди же ко мне.
Он взял ребёнка на колени и попросил играть. Тот неподражаемо сыграл какую-то пьесу.
— Очень уж недолго ты играл! — сказал император.
— Он ещё слишком мал, — вступился за брата Накатада.
— Принц, которого позвал к себе государь,[342] очень хорош, но вряд ли лучше этого мальчика, — сказал тихонько Судзуси, повернувшись к Накатада. — Что ты скажешь?
— Ничего подобного я не нахожу, — ответил тот. — Мой сын только подражает принцу, но в нём нет никакого очарования. Когда его приводят к Первой принцессе и я смотрю на него, я всё время говорю: «С самого рождения он был очень страшен. Можно ли представить себе, что это брат Инумия? Отведите его назад». Отец мой очень его любит, а мне он не нужен. А вот этот мальчик будет у меня учиться. У него и почерк прекрасный, и голос замечательный…
— Пойдём к даме Фудзицубо, — сказал наследник престола и повёл сына госпожи Сайсё к своей матери.
Накатада пошёл вслед за ними. В покоях Фудзицубо были поставлены переносные занавески. Увидев сына Сайсё, придворные дамы заахали от восхищения.
— Пришёл маленький господин, — сказал Накатада, обращаясь к Соо. — Пригласи его в покои.
— Маленький господин очень красив. На кого же он похож? — спросила она.
Дело было ясное,[343] и Накатада ответил:
— Он похож на меня. Посмотри хорошенько.
Все вокруг засмеялись.
— Но нам нужно уходить поскорее, потому что в первый день посещения дворца надо ‹…›,[344] — сказал Накатада.
— Странно… — промолвила Фудзицубо и тихонько засмеялась.
Накатада поторопил Соо, но она ответила:
— Вы могли бы и не спешить. Он такой хорошенький, что вам надо всегда являться во дворец вместе с ним и приводить его к нам.
Вместе с наследником престола сын госпожи Сайсё покинул покои Фудзицубо.
«Ни красотой, ни утончённостью манер, ни благородством он не уступает наследнику престола», — подумал, глядя на них, Накатада и почувствовал в сердце гордость за брата, как за своего сына. Мальчику подарили серебряных и золотых кукол, изображающих борцов. Вскоре Накатада с братом покинули дворец.
341
Прим.15 гл. XIX:
Под горными лилиями (
342
Прим.16 гл. XIX:
Непонятно, кто имеется в виду. Текст, по-видимому, сильно испорчен, и, возможно, между репликами Судзуси и Накатада что-то пропущено.