В комнату вошёл Канэмаса с сыном Насицубо на руках.
— Я уже подумывал, что давненько не слышал твоего голоса, звуки которого разгоняют всякую нечисть, и вот ты опять пожаловал! — сказал он.
Сын Накатада стал просить:
— И меня, и меня! — И Канэмаса посадил одного внука на плечи, а другого взял на руки.
Сын госпожи Сайсё тоже вошёл в покои. Трудно было решить, кто из них лучше, все мальчики были по-своему очень красивы, и взрослые невольно ими залюбовались.
Канэмаса заметил, что его жена и Накатада плакали.
— Что случилось? Почему вы такие странные? Не обидела ли вас чем-нибудь Третья принцесса? Или кто-нибудь из других моих жён? — спрашивал он, побаиваясь возможных упрёков сына.
— Как ты можешь предполагать такое! — ласково улыбнулась ему госпожа. — Накатада собирается отстраивать дом на проспекте Кёгоку, и в связи с этим нам пришло на память грустное прошлое.
— Мне очень больно вспоминать об этом, — серьёзно промолвит Канэмаса.
— Ах, никогда до тех пор я не испытывала такой печали! — вздохнула госпожа.
— Когда я думаю, — сказал Канэмаса, — что явился причиной того, о чём вы сейчас вспоминали, у меня на душе становится очень тяжело. Лучше нам не говорить о прошлом.
— ‹…› — сказала госпожа, и написала, проливая слёзы, —
«О думах мрачных,
Что беспрестанно меня
Когда-то одолевали,
Вспоминать мне
Ныне не больно».
Канэмаса, объятый печалью, сразу же приписал:
«От размышлений печальных
Слёзы на травы густые
Росою ложились.
Ныне же, к счастью,
Этим думам конец.
Разве я не верный твой стражник?»
Накатада, взяв оба стихотворения, покинул родителей и отправился в восточный флигель к госпоже Сайсё.
— Давно я не посещал вас, — произнёс он.
Госпожа велела вынести подушки для Накатада и вышла к нему.
— Не так давно, чтобы я начала беспокоиться. Разговоры с вами для меня очень радостны, и утешенная вами, я спокойно провожу свои дни.
— Я был сейчас у своих родителей. Посмотрите, что я обнаружил среди других замечательных вещей. — И, вытащив из-за пазухи стихотворения родителей, Накатада показал их госпоже.
Она почувствовала глубокую грусть и приписала сбоку:
«Как дом родной отыскать?
Скрыла все тропки
Терпенья трава.
И в зарослях блещут
Обильные капли росы».[351]
Глядя на неё, генерал почувствовал жалость, и взяв кисть, написал:
«Пусть старый дом,
В который ныне
И ты перебралась,
Станет
Благоденствия местом».
Генерал был повсюду известен своей справедливостью. Все в стране испытывали к нему почти такое же доверие, как к Масаёри, и во всех случаях полагались на его мнение.
Первая принцесса играла с Инумия в куклы. Девочка была так красива, что, казалось, затмевала солнце. И те, кого охватил гнев, и те, кто таил в сердце злобу, при виде её забывали своё недовольство и начинали улыбаться. Даже Фудзицубо вряд ли была столь прекрасна в этом возрасте, никого не сравнить с дочерью Накатада. С ними было пять нянек, и среди них госпожа Мия и госпожа Гэндзи со своими детьми одного возраста, они были сяку в пять ростом, одеты в юбки со шлейфами. С этими детьми Инумия обычно играла. Кроме них никто из посторонних Инумия не мог видеть. Дед её, Канэмаса, очень хотел посмотреть на внучку, но её ему не показали.
Царствующий государь и отрёкшийся от престола император посылали к Накатада сказать, что желали бы послушать чтение записей Тосикагэ, но Накатада как-то отговаривался, и поскольку никаких важных дел не было, он во дворец не являлся.
Он поехал в усадьбу на проспекте Кёгоку и внимательно осмотрел её. Там росли всевозможные растения, цветы и клёны. Тосикагэ в своё время посадил у себя семена деревьев, которые привёз из страны Тан, а также цветы, клёны и разные редкие деревья и травы. Удивительная растительность покрывала искусственные горки. Место было далеко от человеческих взоров. Во время прошлых посещений усадьба ничем не поразила Накатада, но когда он на этот раз внимательно оглядел всё вокруг, он понял, что второго такого места в мире не найти. В саду там и сям были поставлены скалы, со временем покрывшиеся мхом, которые поражали воображение своими причудливыми формами. Накатада подумал, что нет никакой необходимости трогать эти скалы.[352]
Накатада приказал главе Ведомства построек, который был братом кормилицы Первой принцессы, начинать работы после десятого дня третьего месяца. Главное помещение и флигели с трёх сторон — северной, восточной и западной — были выстроены необычайно красиво. Вокруг усадьбы надо было возвести стену и выкрасить её в белый цвет. В юго-западном углу усадьбы, недалеко от западного флигеля, с южной его стороны, находилась могила Тосикагэ, и Накатада велел возвести над ней часовню. Среди вишен возле южной горки он приказал построить как можно быстрее две довольно просторные и достаточно высокие башни, с западной и восточной стороны, а между ними — высокий арочный мостик. Одно помещение Накатада велел убрать решётками с северной и южной сторон и сказал, что будет жить в нём сам.
— Эти работы нельзя поручать обычным строителям. Выберите в Ведомстве построек двадцать самых искусных мастеров, разделите работу между ними, и пусть они выполняют её с величайшей тщательностью, — сказал Накатада.
Он пригласил и знаменитых живописцев. На юг от восточного флигеля выкопали широкий пруд, над которым возвели павильон для уженья. Берега были посыпаны песком, а в середине, к югу от главного строения, устроили искусственный остров, на котором должны были построить ещё одну башню.
— Главное строение высокое, но поскольку на юг от него располагается густая роща, то с этой стороны его почти не видно. А с западной и с восточной стороны оно очень красиво возвышается среди ив, — восхищались мастера.
Перила башен и отделка внутренних покоев, поражающих глаз, были из цезальпинии и сандалового дерева, которые Накатада обнаружил в старой сокровищнице; ‹…› расписаны золотом и серебром. Тонкие оконные решётки из аквилярии были выкрашены в белый, зелёный и жёлтый цвета, некоторые комнаты украшены золотым и серебряным бордюром.
Явившись на проспект Кёгоку, Накатада велел запереть ворота и начал осматривать отстроенную усадьбу. Замечательные мастера, соперничая друг с другом, полностью проявили своё искусство.
О строительстве на окраине столицы стало известно и во дворце царствующего государя, и у отрёкшегося от престола императора. Придворные были охвачены любопытством. Судзуси и Юкимаса, встретившись как-то раз, обсуждали между собой: «Как бы взглянуть на новый дом? Накатада всегда устраивает что-то удивительное и редкостное. За всем этим должна крыться какая-то причина…»
Четвёртая сестра Соо, служившей у Фудзицубо, была нянькой у Инумия, это её звали «госпожой Мия». Совершая вместе с сестрой паломничество в горы, она рассказывала:
— Я слышала стороной, как генерал сокрушается, что до сих пор не учит Инумия музыке. Когда он сам играет, кото звучит во много раз прекраснее, чем любой другой инструмент. Вот его слова: «Как жаль, что до сих пор я не могу учить её!»
Сестра её рассказывала об этом разговоре Фудзицубо, и как раз в это время в покои вошёл император.
— Как должна радоваться Первая принцесса! — сказала Фудзицубо императору с недовольным видом. — Башни, которые строит Накатада и о которых столько говорят, должно быть, совершенно великолепны. Он перевезёт в старую усадьбу свою мать, главную распорядительницу Отделения дворцовых прислужниц, и дочь. Они будут учить девочку игре на кото, а Первая принцесса будет их слушать. Думаю, что в мире нет блаженства выше этого. Я давно горю желанием услышать, как Накатада играет на кото, но мне это всё не удаётся. И вот теперь она каждый день будет слушать то, о чём я так мечтаю! Как я завидую ей! Вряд ли есть на свете большее счастье, чем каждый день слушать игру Накатада.
351
Прим.25 гл. XIX:
Терпенья трава — см. примеч. 29 к гл. IX. Под каплями росы имеются в виду слёзы.
352
Прим.26 гл. XIX:
Далее следует отрывок, являющийся, без сомнения, позднейшей припиской: «Глава Ведомства гражданского управления Тосигакэ появляется в свитке под названием „Дупло”. Затем он был назначен старшим ревизором и женился на дочери князя Сигэно. Этот дом был построен знаменитым принцем и превосходит самые прекрасные строения нашей эпохи». Это примечание указывает, что первоначально «Дупло» было названием первой главы, ставшим впоследствии названием всего произведения. Последнее предположение Коно Тама включает в основной текст, а Миято Ваитиро считает его относящимся к примечанию. Непонятно, о каком принце идёт речь. Он не может быть принцем Тонэри (родоначальником рода Киёвара), так как столица Киото была отстроена после его смерти.