— Нет ли поблизости кого-нибудь из прислуживающих мальчиков? Пусть поймают светлячков! Вспомним ту известную историю![748] — сказал он.
Мальчики принялись исполнять его желание. Накатада, услышав слова императора, догадался о его намерении и в зарослях травы около пруда поймал множество светляков. Он принёс их в рукаве в покои и, став в тени и не выпуская насекомых, стал тихо напевать. Император сразу же заметил его и пересадил жуков в рукав своего верхнего платья. Прильнув к полотнищам переносной занавески, которая стояла между ним и госпожой, он продолжал разговаривать с ней. Затем, сделав вид, что он задумался, император стал что-то бормотать и как бы ненароком вытянул руку со светлячками в рукаве по направлению к матери Накатада. Рукав этот был из полупрозрачной ткани, и в свете, исходящем от множества светлячков, император мог ясно увидеть госпожу.
— Что это задумал мой государь? — улыбнулась она и произнесла:
— Сквозь прозрачный рукав
Льётся таинственный свет.
Чем может прельстить
Жилище бедной рыбачки,
Вечно в мокрой одежде?
Нечего и говорить, что император пришёл от этих слов в восхищение. Госпожа была женщиной тонкой, обладающей поразительным талантом, внешностью безупречна, и в этом слабом свете, придающем ей особое очарование, показалась государю ослепительной красавицей. Он весь погрузился в созерцание и наконец ответил:
— В этом сиянии представилось мне то, о чём я так долго мечтал!
В моём рукаве,
На который долгие годы
Слёзы я лил,
Свет слабый зажёгся.
Как радостно сердце забилось!
Они продолжали полную очарования беседу на разные темы. Стало светать, запели птицы, и император сказал:
— Редкая ночь, когда встречаются звёзды…
Если можно было бы спать,
Как птенцы на насесте,
Рядом друг с другом
И не слышать
Гомона птиц на заре!
Госпожа ответила:
Становилось всё светлее, и она заторопилась домой. Вот показалось солнце, и госпожа было поднялась, но государь удержал её:
— Разве уже рассвет? Это только его провозвестники! — И он обратился к Канэмаса:
— Генерал, сейчас ночь или утро?
— Трудно ответить. Петухи возглашают, что день настал, но как на самом деле, пока не разобрать.
В Суминоэ
Темны ещё облака
На востоке.
И неизвестно, с чего
Петухи всполошились.
Поэтому никак нельзя ответить определённо. Император рассмеялся и обратился к госпоже:
— Послушайте же, что говорит генерал. При этих словах я ещё больше укрепился в своём мнении.
Госпожа на это ответила:
— Слышу названье заставы,
И радостью сердце забилось.
Но ведь если
Нет на то разрешенья,
Даже здесь встретиться не дано.
Увы, всё не так, как вы изволите говорить.
— Ах, не стоит об этом! — воскликнул император. —
Сердце стремится к тебе.
Но чувства твои
Столь непрочны…
Удастся ли вычерпать чистую воду
На Заставе свиданий?[751]
Вы не испытываете ко мне таких чувств, какие я испытываю к вам.
Наконец госпожа покинула дворец.
По приказанию левого министра из Императорской сокровищницы доставили двадцать сундуков для платья, украшенных золотой росписью по лаку, — излишне говорить, как красивы были покрывала на подставках для них и шесты, на которых их несли. В сокровищнице нашлись китайские сундуки, сработанные знаменитыми искусниками из императорских мастерских, в них было положено множество превосходных вещей, а также двадцать шкатулок, украшенных тонким узором, с покрывалами, для которых в течение нескольких лет подбирали красивую парчу. Отобрав в сокровищнице самые пышные шелка и парчу из тканей, привозимых на обмен купцами из Танского государства, министр велел сложить всё в эти сундуки, а в другие положить редкие благовония. Кроме того, в Императорской сокровищнице было приготовлено десять сундуков для подарков самым важным лицам, и министр приказал взять их для дочери Тосикагэ. В сундуки положили редкие вещи, каких больше нигде не найдёшь. Мог ли представиться более подходящий случай? Ведь речь шла о дочери Тосикагэ, жене знаменитого правого генерала, исполнявшей в тот день на кото тайные произведения, которым обучил её отец! Где ещё в мире можно было отыскать более достойное лицо? Министр решил поднести всё это госпоже. «В данном случае скупиться не следует», — подумал министр, приказывая взять эти десять сундуков и десять других сундуков для платья. В Императорском архиве он выбрал пятьсот штук самого лучшего шёлка, пятьсот свёртков ваты шириной в пять сяку, белой, как только что выпавший снег, и велел всё положить в сундуки. Там же он выбрал десять сундуков и приказал наполнить их узорчатым шёлком, парчой с цветочным рисунком и различными благовониями: мускусом, аквилярией, гвоздикой; и мускус, и аквилярия были привезены из Танского государства. Об изукрашенных шестах и покрывалах на этих сундуках говорить не приходится, всё было сделано самым лучшим образом.
Императрица тоже поручила левому министру приготовить подарки для главной распорядительницы. В пять сундуков с золотой росписью, сработанных знаменитым мастером Сидзукава Накацунэ, было положено множество изумительных нарядов для разных времён года: для лета, осени, зимы. Рисунки на платьях были самых разнообразных оттенков и изображали деревья. О китайских платьях и верхних платьях с широкими рукавами нечего и говорить — они были затканы удивительными узорами. Эти платья тоже были заготовлены для подарков на особый случай. Одежду уложили в шкатулки, а те, в свою очередь, в мешки, сшитые из красивой зелёной ткани с морским орнаментом. Всё это было привезено из Танского государства.
Из многочисленных наложниц императора одна Дзидзюдэн сделала подарки госпоже. Другие дамы, думая: «Что мы можем поднести при таком великолепии?» — ничего не приготовили. Даже самые влиятельные господа не смогли бы в ту ночь преподнести дочери Тосикагэ достойных подарков, но Дзидзюдэн, любимая дочь такого высокопоставленного вельможи, как генерал Масаёри, сумела кое-что приготовить. Это были ажурные шкатулки, украшенные серебром. На одной из них была изображена гора в осеннюю пору, на равнине около неё — травы и цветы, над которыми порхают бабочки, летают пичужки, на самой горе — деревья, в их ветвях — разные птицы; всё было сработано удивительным образом. На другой, выполненной столь же тонко, была представлена гора в летнюю пору: растут пышные деревья, вокруг летают птицы; гора, река, утки, бабочки в ветвях деревьев — всё было достойно восхищения; кроме того, здесь были изображены люди, живущие в горах. Третья шкатулка была с изображением острова, на котором цветут вишни, вокруг него плещется море, а по волнам плавают лодки. Ещё две шкатулки были выполнены столь же мастерски. Для подарка приготовили и высокие золотые чаши с ножками, украшенными изящным узором. Всё это вещи, которые редко увидишь в нашем мире. Об одежде же, приготовленной Дзидзюдэн, говорить не приходится — она была поистине великолепна. Зимние и летние платья уложили в ажурные шкатулки; мешки для шкатулок, покрывала, даже завязки — всё было тщательно продумано и пленяло тонким вкусом. В шкатулках лежало всё необходимое для причёски: великолепные парики, украшенные драгоценными камнями золотые шпильки, а также заколки для волос, шёлковые ленты, самые разнообразные гребни. Ещё были преподнесены чаши на высоких ножках.
748
Прим.75 гл. XI:
Намёк на историю учёного Чэ Иня, который, не имея денег на масло для светильников, занимался ночью при свете светлячков.
749
Прим.76 гл. XI:
Стихотворение использует омонимы:
750
Прим.77 гл. XI:
В стихотворении используются образы стихотворения придворной дамы Канъин из «Собрания старых и новых японских песен» (№ 740): «Если бы я была петухом на Заставе встреч, в слезах смотрела бы я, как ты проходишь заставу, направляясь на службу в провинцию».
751
Прим.78 гл. XI:
Стихотворение построено на омонимах: