Опять зажужжали синие мухи, и господин генеральный прокурор вызвал мистера Джервиса Лорри.
— Мистер Джервис Лорри, вы состоите конторщиком Тельсонова банка?
— Точно так.
— В ноябре тысяча семьсот семьдесят пятого года, в пятницу вечером, не проезжали ли вы по делам фирмы из Лондона в Дувр в почтовом дилижансе?
— Проезжал.
— Были ли в том дилижансе другие пассажиры?
— Двое.
— Не выходили ли они из кареты в течение ночи?
— Выходили оба.
— Мистер Лорри, посмотрите на подсудимого. Не был ли он одним из этих двух пассажиров?
— Этого я никак не могу сказать.
— Не похож ли он на которого-нибудь из тех пассажиров?
— Оба они так плотно были закутаны, а ночь была так темна и все мы так сторонились друг друга, что даже и этого я не могу сказать.
— Мистер Лорри, взгляните опять на подсудимого. Если закутать его так, как были одеты те пассажиры, не кажется ли вам, что он ростом и фигурой напоминает одного из них?
— Нет.
— Однако вы не присягнете в том, что он не был одним из них, мистер Лорри?
— Нет.
— Стало быть, вы по крайней мере можете сказать, что он мог быть одним из них?
— Да. С той лишь оговоркой, что я помню, как они — а также и я сам — боялись разбойников, а у подсудимого вид совсем не робкий.
— Случалось ли вам, мистер Лорри, быть свидетелем притворной робости?
— Без сомнения, случалось.
— Мистер Лорри, посмотрите еще раз на подсудимого. Можете ли вы наверное сказать, что когда-нибудь видели его?
— Да, видел.
— Где?
— Через несколько дней после того я возвращался из Франции, и, когда сел на корабль в Кале, подсудимый также пришел с берега на тот же корабль и вместе со мной приплыл в Англию.
— В какую пору он пришел на корабль?
— Немного позже полуночи.
— Стало быть, в глухую полночь. Был ли он единственным пассажиром, явившимся на корабль в такое исключительное время?
— Да, случилось так, что он был единственным.
— Не ваше дело разбирать, было ли это случайностью, мистер Лорри. Следовательно, он был единственным пассажиром, явившимся на корабль в глухую полночь?
— Точно так.
— Вы одни путешествовали, мистер Лорри, или еще кто-нибудь был с вами?
— У меня было двое спутников: джентльмен и леди. Вот они здесь.
— Они здесь. Вы о чем-нибудь разговаривали с подсудимым?
— Едва ли. Погода была бурная, море очень неспокойное, мы плыли долго, и я почти все время лежал на диване, от начала и до конца путешествия.
— Мисс Манетт!
Молодая девушка, на которую недавно все смотрели и теперь снова уставились глазами, встала со своего места. Ее отец встал вместе с ней, продолжая держать ее под руку.
— Мисс Манетт, взгляните на подсудимого.
Встать на очную ставку с таким воплощением сострадания, с такой юностью и красотой, с таким глубоким сочувствием, струившимся из ее глаз, оказалось для подсудимого гораздо труднее, нежели встать на очную ставку со всей этой злобной толпой. Он вдруг почувствовал себя стоящим вместе с нею на краю своей собственной могилы, и это его так потрясло, что, невзирая на устремленные на него со всех сторон любопытные и жадные глаза, он не мог победить своего волнения и нервно перебирал правой рукой рассыпанные перед ним травинки, из которых в его воображении рисовался цветущий сад. Он старался не дышать так ускоренно и так прерывисто, и от этого усилия вся кровь его отхлынула к сердцу, губы побледнели и задрожали. Большие синие мухи зажужжали опять.
— Мисс Манетт, видели ли вы подсудимого?
— Да, сэр.
— Где именно?
— На почтовом корабле, о котором здесь сейчас было упомянуто, сэр, и при тех же обстоятельствах.
— Вы и есть та молодая леди, о которой сейчас было упомянуто?
— О, к несчастью, это я!
Жалобная мелодия ее голоса потонула в жестокой интонации судьи, который произнес не без ярости:
— Извольте отвечать на предлагаемые вопросы и не делать никаких замечаний! Мисс Манетт, разговаривали вы с подсудимым во время этого переезда через канал?