Между тем, пока Шубин вспоминал это, песня была допета до конца и подметка к башмаку прибита.
— Сколько за труд? — спросил матрос.
— Надо бы три копейки, но если отгадал, про кого я пел, ни гроша не возьму.
— Еще бы! — обрадовался матрос. — Не в песнях, так в сказках я слышал такое же про Петра.
— Молодец! — похвалил сапожник, сбрасывая себе под ноги мусор с фартука. — Не надо мне твоих грошей, носи счастливо, не отпорется. Да приверни в кабак, выпей за мое здоровье… Ну?! У кого работа есть? Чего встали? Я песнями не торгую, мне работенка нужна…
Толпа стала нехотя расходиться. Шубин осмотрел свои башмаки и подошел к сапожнику. Ему хотелось с ним познакомиться ближе и сделать с него барельеф.
— Мне бы вот чуточку каблук поправить, — обратился он к сапожнику.
— Добро пожаловать, разувайтесь, барин.
— Барин-то я барин, только мозоли с рук у меня не сходят, — ответил Федот.
— Барин с мозолями?! — удивился сапожник, глядя на Шубина, и, встретив добродушный взгляд, усмехаясь, добавил: — Это не часто бывает. А вы по какой части?
— Да вроде бы живописной, — охотно ответил Шубин, — я скульптор…
— Ох и не люблю я живописания. Худо, барин, когда по живым-то людям пишут. Глянь, как меня исписали, — сапожник показал Шубину клейменые щеки и лоб.
— Я это уже приметил. Где же тебя так разукрасили? И за что? — спросил Федот, подавая сапожнику башмак и присаживаясь на то место, где сидел матрос.
— В остроге, понятно, барин. А за что, сам посуди: у себя там, в Вологодчине, на Кубенском озере, рыбку половил, а озеро-то монастырское, так меня за это и отметили…
— Ну что ж, и в остроге, наверно, хорошие люди были?
— Да, барин, были. Получше, нежели на воле. Такие головастые — на все руки…
Сапожник сорвал клещами с каблука изношенную стоптанную набойку, посмотрел, на зуб взял и отложил в сторону:
— Где, барин, такой крепкий товар брали?
— У француза покупал.
— То-то я вижу: товар хороший, а работенка неважнецкая, так себе — одна видимость…
Пока сапожник прибивал к башмаку набойку, Федот расспросил его обо всем: об остроге, о заработке, о семье и о том, где он такую песню слышал.
— В остроге, барин, всего наслушаешься, всему обучишься. Посидел бы там с годик впроголодь, покормил бы вошек досыта да послушал, что поет народ про Степана Разина, удалого молодца, да про Пугача Емельку! Тех песен здесь не споешь, а споешь — в клетку сядешь. Их только в остроге и услышишь.
— Бывалый ты человек, я смотрю, а не придешь ли ко мне на дом поработать? — обратился к нему Шубин.
— Невыгодно, — ответил сапожник, не глядя на Шубина. — Здесь-то, на улице, я больше выколочу.
— А я тебе вдвойне заплачу.
— Что за работа у вас? Может, французская женская обутка для барыни, то я нипочем не возьмусь. Канитель одна.
Шубин пояснил тогда сапожнику, что он нужен ему как натурщик, для того, чтобы сделать мраморный портрет князя Мстислава Удалого. Сапожник был не из глупых, быстро сообразил, о чем идет речь, и согласился.
— А может, барин, из меня и Александр Невский получится? Заодно уж давай. Смелый мастер и из псаря может сделать царя…
— Александр Невский из тебя не получится, — усмехнулся Шубин. — Этот князь к лику святых причислен, а в твоем лике никакой святости. Разве Святополка Окаянного можно с тебя еще вылепить? — прикинул в уме скульптор.
— А я могу, барин, рожу скорчить и под Святополка. Платите хорошо да кормите досыта… Ну, вот и башмак вам готов… С барина только двугривенный…
Сапожник весело тряхнул головой, и буква «о» на его широком лбу обозначилась явственно, как кокарда…
В другой раз, для изображения Ивана Грозного, Шубин облюбовал одного старца на паперти Самсониевской церкви. Там было много нищих попрошаек, но из всех выделялся один высокий, сухощавый, с орлиным взором и слегка приплюснутым длинным носом. Волосы у него были по самые плечи, непричесанные, подвязанные узким ремешком. Говорил он звучным голосом, протяжно.
Федот положил ему на широкую шершавую ладонь медный увесистый пятак с вензелем Екатерины. Подачка показалась приличной, старец, воздев очи в потолок, стал размашисто креститься и благодарить… Шубин отошел в сторону и в профиль посмотрел на старца.