В тот день, когда куростровские парни и девки веселой гурьбой пожаловали на гулянье в Вавчугу, в доках никого не было. День праздный, гулящий. Корабельщики-строители, постарше которые, с глиняными посудинами в руках, под открытым небом жадно пили хмельную брагу. Изрядную бочку браги Баженин выкатил им за преуспеяние в работе, за то, что в этом году должно сойти со стапелей на Двину шесть новых гукоров, построенных по чертежам Степана Кочнева. Доход хозяину от того будет немалый…
— Пейте, не жалейте! Рубль пропьете — два наживете! — весело покрикивал хозяин и сам в питье не уступал работным людям. Был он немолод, но с бритым лицом, а на голове парик кудрявый. Кочнев Степан — тот не рядился под господ. Имел русую пышную бороду, носил высокие сапоги, широкие штаны, а кафтан всегда нараспашку. Из отвислых карманов торчал циркуль, а с топоришком Кочнев почти никогда не расставался. Выпивать Степан не любил, и потому сегодня в праздник он один из всех не прикасался к хозяйской подачке и был трезв и рассудителен…
Парни и девки из Куростровья опустили парус, вытянули карбас на берег и пошли на веселое гулянье, где водили с песнями хороводы.
— Угу! Холмогорские заугольники! Добро пожаловать!
— Да мы не одни, а с куростровскими девахами понаехали. Приставайте к нам!..
Толпа молодежи увеличилась и стала еще шумливей. У круговой качели на дощатом помостье под гортанную музыку плясали две пары, а другие подзадоривали.
Федот Шубной не охоч до пляски. Постоял недолго в ребячьем кругу и пошел посмотреть на баженинские верфи, на огромные строящиеся корабли, которые высились в доках на стапелях. Один из кораблей, готовый к спуску на воду, был уже весь просмолен и от ватерлинии до палубы выкрашен темно-синей густой краской. Резко ощущался смешанный запах краски и смолы. Федот залюбовался величественным судном. На носу с двух сторон и над кормой гласила надпись: «Витязь». Бушприт[12] украшен деревянной резной фигурой полуобнаженной женщины.
Степан Кочнев с самим Бажениным ходили около судна и еще раз присматривались к нему со всех сторон. Хозяин и мастер — оба были довольны. Придраться не к чему: исправное судно!
«Где-то ты, „Витязь“, будешь бороздить моря?» — подумал Кочнев и спросил об этом Баженина.
— В Кронштадт запродан, — ответил хозяин, — задаток в тыщу рублей получен. Богатому купцу в руки попадет. С заграницей у него торг ведется.
— Ишь ты, «Витязь», выходит, ты и у иноземцев побываешь!
Увидев своего соседа Федота Шубного, Кочнев спросил:
— Ну как, Федотка, корабель тебе этот приглянулся?
— Хорош, дядя Степан, ой и хорош!.. Настоящий витязь, богатырь!.. Только одно непристойно — зачем голая дева у него на груди?..
— Так заведено, голубчик, украшение надобно.
— Украшение могло бы быть и другое, более достойное для корабля.
— А чего бы ты хотел под бушпритом видеть?
— Изображение богатыря по грудь. Того же Илью Муромца либо Добрыню Никитича.
Кочнев и Баженин переглянулись.
— А ведь, пожалуй, парень-то не глупо судит? — заметил Баженин и обратился к корабельному мастеру: — Чуешь, Степан, не заменить ли нам эту бабу богатырем?!
— Можно-то можно, только наш резчик, Христофора Дудина сынок Никитка, приспособился вырезать одни голые женские туловища. Едва ли он богатыря сможет?..
— Порядите меня, я сделаю!
— Ты?
— Да, я. Постарался бы! Потоньше работенку делывал. В Архангельском из кости такое кадило я выточил, всем мастерам на диво!
— А что ж, Степан, если парень справится, сделает из березового комля Илью Муромца до спуска корабля, то и пусть старается, ценой не обидим, — после раздумья сказал мастеру Баженин. — А эту фигуру на другой гукор приспособим.
…Пока в солнечные дни просыхала свежая, густая краска на гукоре, пока еще «Витязь» стоял в доке, подпираемый бревнами, Федот, живя в Вавчуге, уединился на островок и принялся за дело. Нашлась подходящая, в два обхвата береза, — огромный комель ее без сучка и без задоринки был хорошим материалом для резьбы. Инструмент у Федота был не ахти какой: острый топорик, долото, стамесочка, скобель — вот и все! Степан Кочнев верил в силу и умение известного в Куростровье способного костореза, но все же сомневался, что на первый раз он удачно справится с резьбой по дереву. Он не раз приходил на островок к Шубному, присматривался, как двигается работа, хитро щурил глаза то на резчика, то на оживающего Илью Муромца и каждый раз уходил довольный.