Мужики усмехнулись. Федот одобряще заметил:
— Правильны суждения твои, правильны. Этой «трясогузке» всего лишь двадцать шесть лет, а он не зевает, добивается положения себе при государыне. И каким путем? Шестидесятичетырехлетняя царица завладела им как любовником! И все блага от нее этому Зубову Платону. Не ошибся ты, Яков, он такой и есть — трясогузка среди старых ворон…
— С мужика чего спрашивать, говорю на глазок да на ощупь, не по науке, — скромно ответил Яков и спросил: — Дозволь знать, Федот Иванович, много ли ты на своем веку таких идолов наделал и куда их рассовал?..
— Много, брат, очень много, почитай, более двухсот, а находятся они все во дворцах, в усадьбах князей и Графов, в Эрмитаже, есть в Троицком соборе и даже за границей.
— Далеко, брат, шагнул! А из этого куска кого вырубать станешь? Сделал бы самого себя на память, — посоветовал Яков, ощупывая глыбу мрамора, по цвету схожую с сероватым весенним снегом.
— Нет, — сказал Шубин, — храню для особой надобности. Держу про себя такую думку: случится повидать полководца Суворова, обязательно его бюст сработаю. Руки уставать начали от делания бюстов с персон, к которым не лежит мое сердце. Ну, я их по-своему, понятно, и делаю. Правда моя им не по вкусу. Недруги шипят по-за углам, хают меня: «он, дескать, грубый, портретный мастер, и не место ему среди академиков». Все эти щеголи, как их Яков назвал, любят ложь, ненавидят правду. Делал я бюст Шереметева Петра. Невзлюбился ему мой труд, а я разве повинен в том, что сама барская жизнь отвратным его сотворила? — Шубин на минуту умолк и как бы про себя невесело добавил: — Туго мне от этих господ-щеголей иногда бывает, но не сдамся, до самой смерти не сдамся! В угоду им не скривлю душой… Так-то.
Холмогорские земляки в раздумье слушали горячие, исходившие из глубины души слова Федота Шубина и молча следили за ним, как он прикасался то к инструментам, то к глиняным моделям каких-то статуэток.
Заметив, что Васюк Редькин копошится около бюста, покрытого грязной от глины и гипса мешковиной, Федот Иванович усмехнулся и сказал:
— Ох и любопытны же соседи мои да сородичи холмогорские! Все-то им руками потрогать да на все-то глазом взглянуть хочется!.. Открывай, открывай смелее. Не поленишься, так скоро наглядишься…
Васюк Редькин с треском сорвал мешковину, обнажив белый мраморный бюст, изображающий неведомо кого из знатных персон. Все устремились взглянуть и на это изделие умелых шубинских рук и его пытливого ума. Глазам холмогорских резчиков, понимающих толк в искусстве, представился тип надменный, с плотно сжатыми губами, отчасти тупорылый, с низким покатым лбом и зачесанными на затылок остатками волос. Вокруг жирной шеи у этой знатной персоны примятая шелковая лента, на ленте крест. Из-под плаща виднеется частица широкой генеральской звезды.
— Видать, герой, — заметил один из мужиков, — однако и в этой голове ума содержится не велик запас.
— Герой-то герой, да только с дырой, — съязвил Федот, — потому и не хотел его делать, да вынудили; тем паче не хотел посетителям моим показывать, так я в мешковину эту образину и закутал.
— Кто он таков, если о том нам знать дозволено? — спросил Яков брата Федота.
— Да тут есть один, — хмуро ответил Шубин. — В больших чинах, Михельсон по фамилии, душитель пугачевских бунтарей…
Васюк Редькин, воспользовавшись тем, что Федот отвернулся, плюнул на лысый лоб Михельсона и, небрежно накинув на бюст грязное холщовое покрывало, сказал, отходя в сторону:
— А мы живем в такой дальности, что и слыхом не слыхивали, чем кончилось дело Пугачева.
— Ну как не слыхали, — возразил понимающе Яков, — уже сколько годов с тех пор прошло, как я однажды слышал в холмогорском соборе — протопоп в проповеди проклинал Емельку Пугача. Да ему же, Емельке, царство небесное, в Москве на Болоте голову напрочь отсадили. Ужли не слыхал?..
— Совершенно верно, Яков, да, да, на Болоте в Москве… — подтвердил Федот и вдруг, неожиданно повысив голос, заговорил: — Придут другие времена: не Михельсона-душителя, а Емельяна Пугачева народ добрым словом помянет. И как знать, мне вот не дозволено, а со временем найдется славный мастер-ваятель и сделает Пугачеву добрый монумент и всенародно воздвигнет на том месте, где казнен этот смелый, сильный и справедливый человек…