Мисс Краббе подняла руку, словно желая ударить Беатрикс. Мисс Поттер стояла неподвижно, хотя сердце колотилось как бешеное, и не сводила глаз с лица мисс Краббе до тех пор, пока та не отвела свои и не опустила руку. Директриса, все еще в ярости, явно почувствовала, что проиграла бой, отступила на шаг, затем еще на шаг — и ушла.
В следующее мгновение Беатрикс стояла на коленях, обнимая рыдающего Джереми, чувствуя его слезы на своем лице.
— Ну, ну, все хорошо, — шептала она, — все хорошо, Джереми. Она тебя не тронет.
— Вы такая смелая, — сказал Джереми, прерывающимся голосом. — А я трус. Мне очень жаль, что я не такой смелый, как вы.
Прижимая к себе мальчика, она почувствовала, что и сама дрожит. Да, она оказала сопротивление родителям, когда дело коснулось помолвки с Норманом и покупки Фермы-На-Холме, но сопротивление это было пассивным, тихим. Ей еще не приходилось вступать в схватку с противником с таким неистовством, с такой убежденностью в своей правоте.
Теперь она увидела себя с совершенно новой стороны.
14
Тайна мисс Барвик
Возвращаясь с почты в сопровождении Пышки, Грейс Литкоу увидела мисс Поттер, которая быстрым шагом шла по Рыночной улице. Под мышкой Беатрикс был зажат альбом, а на ее лице читались признаки сильного волнения.
Увидев Грейс, мисс Поттер подняла руку в приветствии.
— Очень рада, что застала вас, — сказала она, переводя дыхание. — Если у вас найдется минута, я бы хотела услышать от вас совет.
— Ну конечно, прошу вас, — сказала Грейс, открывая дверь Розового Дома. Пышка, предвкушая обед, грациозно переступила порог. Строго говоря, Пышка принадлежала Берте Стаббс и со всей очевидностью должна была питаться дома, однако деревенских кошек — а их было много, поскольку мыши водились в изобилии, — благосклонно встречали почти во всех усадьбах. У миссис Литкоу жил кенар по имени Карузо (его назвали так в честь знаменитого оперного певца, не так давно побывавшего с гастролями в Лондоне), и, щадя чувства птицы, Грейс не держала в доме собственную кошку. А поскольку Пышка дала понять, что к клетке подходить не собирается и хозяйка может не беспокоиться на этот счет, миссис Литкоу нередко приглашала ее на мисочку молока или кусок рыбы, сервируемые обычно на кухне.
Грейс последовала за кошкой в дом, повесила свою широкополую соломенную шляпу на деревянный шпенек рядом с дверью, а почту небрежно положила на столик в коридоре, намереваясь просмотреть ее позже.
— Чайник горячий, — сказала она мисс Поттер, — и я как раз собиралась выпить чаю и съесть сандвич. Вы обедали?
— Что до меня, то я определенно не обедала, — с готовностью ответила Пышка, — и, по правде говоря, очень голодна.
Мисс Поттер почувствовала неловкость.
— Вообще говоря, нет, — сказала она, — но…
— В таком случае мы вместе перекусим, — решила Грейс. — Время обеда мы пропустили, а у меня есть свежий хлеб утренней выпечки, да со вчерашнего дня остался хороший кусок ростбифа. — Она опустила глаза. — Вот и Пышка к нам присоединится, правда, Пышка?
— Вы очень добры, — Пышка улыбнулась и благодарно дернула хвостом. — С удовольствием.
Все трое прошли по коридору на кухню, расположенную в задней части дома, где Грейс приняла у гостьи шляпу и жакет, повесила их и выдвинула стул из-под дубового стола. Накрошив в блюдце для Пышки вареную рыбу, она вынула из буфета заварочный чайник из синего фарфора и насыпала в него чай.
— За чаем, мисс Поттер, — сказала она, наливая в чайник кипяток, — вы расскажете мне, что вас взволновало. По вашему лицу нетрудно понять, что вы чем-то встревожены.
— Не стану отрицать, — подтвердила мисс Поттер, садясь к столу. — У меня только что произошла очень неприятная встреча. — И не дожидаясь расспросов, Беатрикс рассказала историю посещения директрисой дома Кросфилдов.
Пышка как раз покончила с рыбой и мыла лапу. Услышанное заставило ее вздрогнуть и прервать это занятие.
— Что? Джереми Кросфилд вор? — воскликнула она. — Да он единственный мальчик во всей деревне, который не таскает животных за хвост и не швыряет в них камни. Никакой он не вор!
— Джереми Кросфилд? — недоверчиво спросила Грейс. — Вздор! Он очень воспитанный ребенок. — Она разлила чай. — Конечно, — добавила миссис Литкоу, ставя на стол сахарницу и молочник, — детям свойственны шалости, но я никогда бы не поверила, что он может украсть.