— Не приезжала, — ответила мисс Барвик, слегка пожав плечами. — Видите ли, я вообще не была с ней знакома до того, как около года назад началась наша переписка.
Грейс постаралась скрыть свое удивление.
— Вы здесь предполагаете поселиться? — спросила она. — Простите, если этот вопрос показался вам проявлением чрезмерного любопытства, — поспешила она добавить. — Мы живем в тесном деревенском мирке, и все соседи хотели бы знать, какая судьба ожидает этот дом.
— Я в этом не сомневаюсь, — твердо сказала мисс Барвик. — На ваш вопрос, миссис Литкоу, могу ответить со всей определенностью — да, я предполагаю здесь поселиться. Когда я впервые услышала о завещании, у меня были сомнения на этот счет — ведь бо́льшую часть жизни я прожила в Манчестере. Но теперь, когда я увидела дом и — хотя и бегло — Сорей, должна признаться, что это место представляется мне идеальным для того дела, которым я собираюсь заняться. Недавно скончался мой отец, и этот момент кажется мне самым подходящим для начала новой жизни. — Мисс Барвик поднялась и взяла свой жакет. — Что ж, мистер Хилис, если мы хотим поговорить с констеблем, нам лучше отправиться к нему сейчас же.
Грейс сгорала от желания узнать, о каком деле говорила эта молодая дама. Земельного надела, кроме маленького сада, к дому не прилагалось. Через дорогу от Дома-Наковальни была гостиница и паб «Герб береговой башни», а в двух шагах — деревенская лавка, так что вряд ли мисс Барвик собирается открыть здесь паб или магазин. Что же, по ее мнению, может стать доходным делом в такой деревушке, как Сорей?
Но Грейс еще давно, будучи женой викария, научилась обуздывать свое любопытство. Она вручила мисс Барвик ключ от дома со словами:
— Вот, теперь он ваш.
— Благодарю вас, — сказала мисс Барвик, принимая ключ. — Утром я вернусь. Хочу провести здесь несколько дней, познакомиться с домом и с деревней и лучше узнать свою благодетельницу. — Последние слова она произнесла более мягким тоном. — Я ведь очень мало знаю о мисс Толливер и надеюсь, что вы мне о ней расскажете.
Грейс посмотрела на нее в задумчивости. Она все еще не могла понять, кем была мисс Барвик и почему мисс Толливер отдала свой дом этой незнакомке, которую никогда даже не видела. Но эти тайны еще предстояло разгадать.
— Я расскажу вам то немногое, что знаю сама, — сказала она, — ведь Абигайл Толливер была очень замкнутым человеком. В деревне все относились к ней с любовью и уважением, а кое-кто из стариков знал мисс Толливер всю ее жизнь. Но я совсем не уверена, что кто-нибудь знал ее достаточно хорошо. — Она вынула из кармана несколько листков и протянула их мисс Барвик. — Это ваше письмо, — продолжала Грейс. — Мы с мисс Поттер нашли его на столике рядом с креслом, в котором умерла мисс Толливер. Вполне возможно, что она умерла, читая его. Я забрала его с собой, собиралась вам сообщить о случившемся, но письмо не читала, только хотела переписать адрес.
— Ничего страшного, если бы и прочитали, — сказала мисс Барвик, беря письмо. — Никаких тайн в нем нет, я только написала о смерти отца. — Она снова чихнула. — Теперь я знаю, чем займусь в первую очередь, — добавила она, сморкаясь, — вычищу дом от кошачьей шерсти.
— Хотелось бы знать, — тихо сказала Табиса Пышке, — как эта женщина относится к мышам. Думаю преподнести ей небольшой подарок, разместив его на видном месте. — Она улыбнулась, показав зубы. — Например, в чайной чашке. Или в молочнике. Или на подушке.
Пышка рассмеялась, представив себе, какое воздействие такие интересные подарки окажут на эту деловитую, уравновешенную, хладнокровную мисс Барвик. Она склонилась к Табисе и прошептала ей на ухо:
— Я собираюсь в Замок, хочу потолковать с Максом. Пойдешь со мной?
— Нет, благодарю, — ответила Табиса, складывая передние лапы. — Пока эта женщина будет отсутствовать, я хочу подняться в спальню и оставить на постели как можно больше шерсти.
15
Настоящая любовь
Вопреки мрачным предсказаниям сороки, зверюшки мисс Поттер — пусть они и впрямь были туристами — не встретились со сколько-нибудь серьезной опасностью, оказавшись за оградой Зеленой Красавицы. Они чудесно провели утро, предаваясь чревоугодию на дремлющем под солнышком лугу и во фруктовом саду. Теплое октябрьское солнце покрыло траву золотым плащом, нежные лучи играли на коричнево-оранжевых крыльях бабочек-шоколадниц, прильнувших к душистым цветкам дикой гвоздики. Сад гудел и жужжал как живой — да он и был живым от тучи пьяных насекомых, восторженно пьющих винную сладость забродивших палых яблок.