Госпожа Зимних покоев, подумав, что ей нечего рассчитывать на успех, если она, как и прочие, будет руководствоваться единственно временем года, воспользовавшись предписанием государя Судзаку, усовершенствованным господином Кинтада[9], составила исключительно изысканный аромат, известный под названием «за сто шагов»[10], благодаря чему удостоилась особой похвалы принца Хёбукё, высоко оценившего ее тонкий вкус.
Впрочем, принц нашел, что все ароматы по-своему замечательны.
– Судье не мешало бы быть построже!. – попенял ему Великий министр.
На небо выплыла луна, принесли вино. Потчуя гостя, министр беседовал с ним о прошлом. Луна, проглядывая сквозь легкую дымку, заливала сад удивительно нежным сиянием. Прошел дождь, и свежий ветерок был напоен благоуханием цветов. В покоях витал чудесный аромат курений. Право, может ли ночь быть прекраснее?
В помещении Архива собрались придворные, которые, готовясь к завтрашней церемонии, приводили в порядок музыкальные инструменты. Оттуда доносились мелодичные звуки флейт. Сыновья министра Двора – То-но тюдзё и Бэн-но сёсё – зашли лишь для того, чтобы поприветствовать Великого министра, но он задержал их и послал за кото.
Принцу Хёбукё вручили бива, Гэндзи взял кото «со», То-но тюдзё досталось японское кото, которым он владел не хуже министра Двора. Сайсё-но тюдзё играл на флейте.
Мелодия, сообразная времени года, звучала чисто и светло, словно достигая высоких небес. Бэн-но сёсё, отбивая такт, запел «Ветку сливы»[11]. Голос его звучал великолепно. Вспомнилось, как мальчиком он пел «Высокие дюны» во время игры «закрывание рифм»[12].
Принц и министр вторили ему. Словом, вечер выдался прекрасный, хотя ничего и не было подготовлено заранее.
Передавая чашу министру, принц Хёбукё сказал:
Так, «мало будет и сотни веков…» (263).
ответил министр и передал чашу То-но тюдзё, который, в свою очередь, вручил ее Сайсё-но тюдзё:
Принимая чашу, Сайсё-но тюдзё ответил:
Это было бы просто жестоко…
Все засмеялись, а Бэн-но сёсё сказал:
Было уже совсем светло, когда принц собрался домой. Великий министр преподнес ему полный наряд со своего плеча, присовокупив к нему два не открытых еще горшочка с благовониями. Все это отнесли в карету. Принц произнес:
– Полно, не к лицу вам такое малодушие. – засмеялся Гэндзи. Пока в карету впрягали быков, он сказал:
«Что за чудеса?. – подумают они.
Принц не нашел, что и ответить.
Юношам тоже вручили скромные дары, женские наряды и пр.
В стражу Собаки Великий министр прошел в западные покои. В особом помещении, отгороженном занавесями, все уже было готово к церемонии, туда же вскоре прошла и дворцовая прислужница, найси, ведавшая прической. Госпожа Весенних покоев сочла, что вряд ли дождется более благоприятного случая для встречи с Государыней. Дамы, прислуживающие той и другой, сошлись в одном месте, и казалось, что им нет числа.
В стражу Крысы на юную госпожу надели мо. Светильники горели тускло, но от взора Государыни не укрылась редкостная красота дочери Великого министра.
– Надеясь на вашу будущую благосклонность, я осмелился показать вам эту весьма далекую от совершенства особу, – сказал министр. – К тому же у меня была тайная мысль, что этот случай станет примером для грядущих поколений.
– О, я и не помышляла… Право же, я вряд ли заслуживаю. – отвечала Государыня, пытаясь умалить свое значение. Как молода и прекрасна была она в тот миг! Да и остальные обитательницы дома на Шестой линии были безупречны. И нельзя было не радоваться царящему в доме согласию.
Мать юной госпожи, лишенная возможности увидеть свое дитя в такой день, предавалась отчаянию, и министр из жалости хотел было пригласить и ее, но тут же передумал, опасаясь, что ее присутствие возбудит нежелательные толки.
В доме на Шестой линии даже самые обычные церемонии проходили с необыкновенным размахом, но, не желая отягощать вас подробным описанием, я многое опускаю, тем более что при свойственной мне вялой и несвязной манере изложения повествование может стать слишком утомительным.
В Весенних покоях Дворца церемония Покрытия главы прошла в двадцатые дни той же луны. Принц казался старше своих лет, и все знатные вельможи готовы были оспаривать друг у друга право ввести в его покои своих дочерей. Зная о том, сколь высоки устремления Великого министра, Левый министр и Садайсё отказались от мысли отдавать своих дочерей во Дворец, ибо понимали, что их положение там будет весьма незавидно. Слух об их колебаниях дошел до Великого министра.
– Непростительное малодушие. – возмутился он. – Во Дворце должно служить много разных дам, соперничающих между собой в любой мелочи. Только это и придает блеск придворной жизни. Глупо иметь прекрасных дочерей и держать их дома.
И он нарочно отложил церемонию представления дочери ко двору.
А надо сказать, что многие, не осмеливаясь опережать Великого министра, ждали, когда он первый отдаст дочь в Весенние покои, но как только разнесся слух о том, что церемония отложена, ко двору была представлена Третья дочь Левого министра. Ее прозвали Рэйкэйдэн – дама из дворца Живописных видов.
Для дочери Великого министра обновили его прежние дворцовые покои, Сигэйса. Узнав о том, что церемония отложена, принц изволил проявить нетерпение, поэтому Великий министр положил ввести дочь во Дворец на Четвертую луну. К старой утвари, уже имеющейся в Сигэйса, решено было добавить новую, причем Великий министр лично изволил ознакомиться с образцами и рисунками. Собрав искуснейших мастеров, он поручил им заняться убранством покоев. Особенное внимание министр изволил уделить выбору рукописных книг для личного хранилища юной госпожи, полагая, что она сможет использовать их еще и как прописи. В его распоряжении имелось множество образцов, созданных несравненными мастерами прошлого, которых имена до сей поры живут в мире.
– Век подходит к концу, и все мельчает, с древними нам не сравниться, – говорил он госпоже Мурасаки. – Пожалуй, только слоговое письмо «кана»[14] достигло удивительного совершенства именно в наши дни. Древние стили были довольно однообразны, ибо требовали строгого следования правилам и тем самым ограничивали свободу самовыражения. В нынешние времена многие отличаются удивительным изяществом почерка.
В молодости я проявлял интерес к «женскому стилю» и собрал множество прекрасных образцов. Одни из самых ценных принадлежат кисти покойной миясудокоро, матери нынешней Государыни-супруги. Сама она, по всей видимости, не придавала написанному особого значения, писала быстро и небрежно, но даже случайные строки, ее рукой начертанные, поражают удивительным совершенством. И как знать, уж не потому ли стало ее имя достоянием дурной молвы?.. Разумеется, она очень страдала, чувствовала себя оскорбленной, но, поверьте, я никогда и не помышлял… Впрочем, миясудокоро была особой чрезвычайно благоразумной, что и доказала, доверив моим попечениям собственную дочь. Я уверен, что сейчас, уже в ином обличье пребывая, она изменила свое мнение обо мне. Что касается нынешней Государыни-супруги, то ее почерк весьма изящен и благороден, но ему недостает той свободной уверенности, которая всегда чувствовалась в почерке ее матери, – шепотом добавил он.
9
10
13
14
Слоговое письмо «кана». – В Японии эпохи Хэйан мужчины, как правило, писали иероглифами. – либо просто по-китайски, либо используя иероглифы как фонемы для записи японских слов