— Знаю, говорить так — большая дерзость, но не кажется ли вам, что в моем доме вашей госпоже было бы лучше? Разумеется, положение, которое я занимаю в мире, слишком ничтожно, и все же…
Тем не менее он не терял надежды. «Мир так непостоянен. Что, если господин с Шестой линии решит наконец осуществить свое давнее желание?..»
В один из светлых дней Третьей луны в дом на Шестой линии приехали принц Хёбукё, Уэмон-но ками и многие другие. Скоро появился хозяин, и завязалась меж ними беседа.
— В последнее время в этом тихом жилище царит ужасная скука,— сетовал Гэндзи,— и нет средства ее рассеять. Я не имею никаких занятий ни при дворе, ни дома. Право, не знаю, чему посвятим мы нынешний день? Утром заходил Удайсё. Любопытно, куда он ушел? Неплохо было бы посмотреть на стрельбу из лука. Кажется, я видел с ним юношей, весьма преуспевших на этом поприще. Как жаль, что все они куда-то скрылись.
— Господин Удайсё, пригласив к себе друзей, изволит забавляться игрой в мяч,— сообщили Гэндзи, и он сказал:
— Весьма шумная забава, но по крайней мере не будет клонить ко сну. Эта игра требует большого умения. Что ж, позовите их сюда.
Он послал к Удайсё гонца, и молодые люди не заставили себя ждать. Многие из них принадлежали к самым знатным столичным семействам.
— Принесли ли мяч? — спрашивает Гэндзи.— А кто будет играть? И Удайсё называет имена собравшихся.
— Проходите же сюда! — зовет юношей Гэндзи, полагая, что трудно найти лучшее место для игры в мяч, чем восточная часть главного дома, опустевшая после того, как обитательница павильона Павлоний вместе с принцем вернулась во Дворец.
Подыскав красивую открытую площадку в том месте, где ручьи сливаются воедино, гости проходят туда. Все они хороши собой, но особенной миловидностью отличаются сыновья Великого министра: То-но бэн, Хёэ-но сукэ, Таю и прочие — как взрослые мужи, так и нежные отроки.
Скоро темнеет, но вечер такой тихий и безветренный, что даже Бэн, не выдержав, присоединяется к играющим.
— Вот видите, чиновник Государственного совета и тот не смог устоять перед искушением,— замечает Гэндзи.— Я понимаю, сколь высокое положение в мире занимают благородные мужи из Личной императорской охраны, но почему бы и вам не развлечься немного? В ваши дни я всегда досадовал, что мне приходится смотреть на игру только со стороны. Хотя, конечно, забава эта весьма грубая.
Удайсё и Уэмон-но ками, спустившись в сад, прогуливаются под прекрасными цветущими деревьями. Их изящные фигуры кажутся еще пленительнее в лучах вечернего солнца.
Игру в мяч не назовешь утонченной, скорее напротив, однако в столь изысканной обстановке и с такими игроками… Прекрасный сад тонет в вечерней дымке, на ветках деревьев раскрываются цветы нежнейших оттенков, кое-где пробивается молодая листва…
Любая, самая незначительная игра требует мастерства, и юноши не жалеют сил, стараясь превзойти друг друга. Впрочем, мало кому удается сравняться в ловкости с Уэмон-но ками, который шутки ради ненадолго присоединяется к играющим. Он очень хорош собой, изящен и во время игры старается держаться с достоинством, сообразным его званию, но, увлекшись, забывается, и разгоряченное лицо его становится особенно прелестным.
Вот игроки приближаются к вишням, растущим у лестницы, но до цветов ли им! Гэндзи и принц Хёбукё смотрят на них с галереи. С каждой новой игрой молодые люди обнаруживают все большее мастерство, и постепенно даже самые знатные забывают о приличной их званиям сдержанности и перестают обращать внимание на сбившиеся головные уборы. Удайсё тоже увлечен игрой куда больше, чем подобает человеку столь высокого ранга, трудно не залюбоваться юношеской гибкостью его движений, стройностью стана. На нем мягкое платье цвета «вишня», пузырящиеся концы шаровар подвернуты совсем немного, так что облик его не теряет значительности. Вот на платье Удайсё, словно снежинки, падают лепестки. Посмотрев вверх, он пленительно небрежным движением срывает с дерева надломленную игроками ветку и усаживается на ступени. Скоро к нему присоединяется Уэмон-но ками.
— Цветы опадают один за другим… О, если б ветер пролетал стороной (296, 297)… — говорит Уэмон-но ками, украдкой поглядывая туда, где расположены покои Третьей принцессы.
Там царит обычное оживление. Из-под штор видны разноцветные концы рукавов, изящные очертания женских фигур просвечивают сквозь занавеси, словно дары весенним богам — сквозь ткань дорожных мешков[31]. Переносные занавесы небрежно сдвинуты в сторону, мелькают бойкие служанки — словом, ничто не говорит о том, что здесь живет особа столь высокого звания.
Вдруг из-за занавесей выбегает прелестная китайская кошечка, преследуемая другой, побольше До молодых людей доносятся испуганные женские восклицания, неясный шум, шелест платьев. За китайской кошечкой тянется длинный шкурок,— очевидно, она диковата. Еще мгновение — и, за что-то зацепившись, шнурок натягивается и приподнимает край занавеса. Теперь молодым людям видно все, что делается внутри, причем никто из дам не спешит исправить положение. Даже те, что сидят возле галереи, растерявшись, не двигаются с места.
В глубине покоев на расстоянии всего двух пролетов от лестницы, на которой расположились Удайсё и Уэмон-но ками, стоит женщина[32] в утики. Ее видно как на ладони. Из-под верхнего платья (кажется, цвета «красная слива») выглядывает множество нижних – темных и светлых, которых края, прекрасно сочетаясь по цвету, напоминают обрез тетради, сшитой из разноцветных листов. Сверху наброшено хосонага из узорчатой ткани цвета «вишня». Волосы, на семь-восемь сунов[33] длиннее платья, тянутся словно скрученные шелковые нити, ясно видны их красиво распушившиеся подстриженные концы. Длинный подол волочится по полу, сама же женщина удивительно мала и тонка. Все в ней: и стройность стана, и нежный профиль, обрамленный ниспадающими волосами,— полно невыразимого изящества и очарования. К сожалению, дело было под вечер, и в покоях стоял полумрак…
Прислужницы, увлеченно следившие за молодыми игроками, которые в пылу игры не обращали внимания даже на опадающие цветы, сразу не заметили, что их видно снаружи. Но вот, услыхав, вероятно, жалобное мяуканье кошки, женщина обернулась. Ее движения неторопливы, юное лицо прелестно.
Удайсё растерялся. Он мог подойти и поправить занавес сам, но вряд ли ему удалось бы таким образом спасти положение, скорее напротив. Поэтому он ограничился тем, что тихонько покашлял, стараясь привлечь внимание дам. Только тогда принцесса медленно скрылась в дальних покоях. Увы, в глубине души он и сам был этому не рад и невольно вздохнул, когда шнурок ослабили и занавеси наконец опустились. Еще более был огорчен Уэмон-но ками, давно питавший к принцессе нежные чувства. «Несомненно, это была она,— думал он.— Никто другой не мог быть в таком платье!»[34] Он притворился, будто ничего не заметил, но Удайсё знал, что это не так, и велика была его досада.
В поисках хоть какого-то утешения Уэмон-но ками подманил к себе кошку и взял ее на руки. От нее приятно пахло благовониями, она нежно мяукала, и, гладя ее, он предавался упоительным мечтам. Право же, молодые люди так влюбчивы!
— Столь важным особам не стоит сидеть у всех на виду,— сказал Гэндзи.— Пожалуйте лучше сюда.
Он перешел в южные покои флигеля, и друзья последовали за ним. Скоро к ним присоединился принц Хёбукё, и завязалась дружеская беседа. Придворные низших рангов устроились на галерее, разложив гам круглые сиденья. Непринужденно перебрасываясь шутками, молодые люди угощались разложенными на крышках от шкатулок лепешками «цубаи-мотии»[35], грушами, плодами «кодзи». Потом подали вино, а к нему — сушеную рыбу и прочие столь же немудреные яства. Уэмон-но ками задумчиво вздыхал, обращая взор к цветущим деревьям, уныние изображалось на его лице. «Наверное, вспоминает сегодняшнее происшествие»,— догадался Удайсё и невольно осудил принцессу: «Ну разве можно было стоять у самого порога? С госпожой Весенних покоев такого никогда бы не случилось. Недаром отец не выказывает никаких признаков глубокого чувства, уместного по отношению к особе столь высокого звания. Бесспорно, юная особа, которой ум и душевные способности еще не получили достаточного развития, весьма трогательна, но слишком уж ненадежна».
31
32
34