Поговорив с девушкой, монахиня ушла к себе. Уловив аромат, столь взволновавший дам, она догадалась, что Дайсё где-то рядом и подглядывает за ними, поэтому никаких откровенных разговоров с гостьей не затевала.
Между тем стемнело. Потихоньку отойдя от перегородки, Дайсё оделся и, как обычно, встретился с монахиней у входа в ее покои.
– Мне удивительно повезло, – сказал он, обменявшись с ней обычными приветствиями. – Но удалось ли вам выполнить мою просьбу?
– После нашего разговора я все выискивала приличный случай, а тут год сменился новым, и мне удалось встретиться с девушкой только на Вторую луну, когда она заезжала сюда по пути в Хацусэ. Я намекнула ее матери на ваше желание, но она, как видно, полагает, что ее дочь недостойна служить заменой столь благородной особы. Как раз тогда мне сообщили, что вы очень заняты, и я постеснялась тревожить вас, потому и не дала вам знать о ее приезде. Но в начале этой луны девушка снова выехала в Хацусэ и теперь как раз возвращается. Она всегда останавливается здесь на ночлег, наверное, хочет побольше узнать об отце. На этот раз она приехала одна, ибо матери что-то помешало сопутствовать ей, потому-то я и не стала уведомлять ее о вашем присутствии.
– Мне не хочется показываться этим провинциалам в столь невзрачном облачении. Я велел слугам молчать, но они слишком болтливы. Не знаю, как лучше поступить… Может быть, вы мне посоветуете? Во всяком случае, меня вовсе не огорчает, что она приехала одна, напротив. Не соблаговолите ли передать ей, что в этой встрече я вижу знак связанности наших судеб?
– Боюсь, что это будет для нее слишком большой неожиданностью. В самом деле, не рано ли? – улыбнулась монахиня. – Впрочем, извольте, я передам.
И она вышла.
сказал Дайсё, ни к кому не обращаясь, но монахиня услышала и передала его слова девушке.
Беседка
Дайсё (Каору), 26 лет, – сын Третьей принцессы и Касиваги (официально Гэндзи)
Госпожа Тюдзё, госпожа Хитати, – тайная возлюбленная Восьмого принца, мать Укифунэ
Дочь госпожи Тюдзё (Укифунэ), 21 год, – побочная дочь Восьмого принца
Правитель Хитати – отчим Укифунэ, супруг госпожи Тюдзё
Сакон-но сёсё, Сёсё, – поклонник Укифунэ
Нака-но кими, 26 лет, – дочь Восьмого принца, супруга принца Хёбукё (Ниоу)
Принц Хёбукё (Ниоу), 27 лет, – сын имп. Киндзё и имп-цы Акаси, внук Гэндзи
Вторая принцесса – дочь имп. Киндзё, супруга Каору
Третья принцесса – дочь имп. Судзаку, мать Каору
Государь (Киндзё) – сын имп. Судзаку, преемник имп. Рэйдзэй
Как ни стремился Дайсё к вершине горы Цукуба, люди наверняка осудили бы его даже за попытку приблизиться к ее «заросшему лесом густым» подножию (465), поэтому, опасаясь недоброй молвы, он отказался от мысли снестись с девушкой. Монахиня Бэн неоднократно намекала госпоже Тюдзё на желание Дайсё, но та, не веря в основательность его намерений, только дивилась: «Да как он вообще мог обратить внимание на мою дочь?» Зная, сколь высоко его положение в мире, она не позволяла себе думать о союзе с ним и лишь вздыхала украдкой: «Вот если бы и мы…»
У правителя Хитати было несколько детей от первого брака, а от госпожи Тюдзё – дочь, которую называли в доме «барышней» и соответственно воспитывали, и пять или шесть сыновей-погодков, к тому времени еще не достигших совершенного возраста. Поглощенный заботами о собственных детях, правитель подчас забывал о падчерице, за что супруга беспрестанно пеняла ему. Сама же она только и помышляла о том, как бы обеспечить старшей дочери достойное положение в мире. Вряд ли она так беспокоилась бы о ее будущем, обладай девушка заурядной наружностью. Но, считаясь такой же дочерью правителя Хитати, как и ее сводные сестры, она разительно отличалась от них внешне, да и воспитана была гораздо выше своего состояния. Потому-то госпожа Тюдзё и принимала ее участь так близко к сердцу.
Всем было известно, что у правителя Хитати много дочерей, поэтому в дом часто приносили письма от юношей, принадлежавших к сравнительно знатным семействам. Две или три дочери от первого брака были так или иначе пристроены и жили самостоятельно. «Теперь можно подумать и о моей старшей дочери», – решила госпожа Тюдзё и сосредоточила на девушке все свои попечения. Правитель Хитати был человеком не столь уж низкого происхождения. Он имел влиятельных родственников среди высшей столичной знати и обладал значительным имением, что помогало ему чувствовать себя уверенно, во всяком случае настолько, насколько позволяло его звание. Дом его блистал роскошным убранством, но, к сожалению, слишком многое носило на себе отпечаток дурного вкуса и провинциальных привычек. Еще в молодые годы он принужден был схоронить себя в восточных провинциях и провел там много лет, возможно поэтому голос его огрубел и речь стала по-провинциальному косноязычной. Стыдясь этого, он старался не приближаться к знатным вельможам и вел себя весьма осторожно. Он не имел решительно никакого представления о игре на кото или флейте, зато был на диво искусен в стрельбе из лука. В его более чем заурядном доме служило немало красивых и знатных молодых дам, привлеченных возможностью жить в довольстве. Они рядились в пышные платья, слагали посредственные стихи, рассказывали друг другу старинные повести, бодрствовали в ночи Обезьяны[42] – словом, с необыкновенным жаром предавались всевозможным утехам.
У старшей дочери госпожи Тюдзё было немало воздыхателей, превозносивших ее тонкий ум и редкую красоту. Одним из них был Сакон-но сёсё, двадцатидвух– или двадцатитрехлетний юноша, обладавший спокойным нравом и разнообразными талантами, благодаря которым ему удалось заслужить добрую славу в мире. Потому ли, что он был недостаточно богат для того, чтобы занять блестящее положение, или по какой другой причине, но только, порвав сношения со всеми другими домами, он сосредоточил внимание на старшей дочери госпожи Тюдзё. Мать девушки, выделяя Сёсё среди остальных поклонников, выказывала несомненное одобрение его искательству. «Вряд ли я сумею найти для нее лучшего супруга, – думала она. – Господин Сёсё слывет в мире человеком степенным, основательным. Правда, новичком в любовных делах его не назовешь, но он благороден, и на него вполне можно положиться. Смеем ли мы надеяться, что на нее обратит внимание человек более значительный?»
Она стала передавать дочери письма Сёсё и следила за тем, чтобы та отвечала ему во всех случаях, когда того требовали приличия. Никому ничего не говоря, госпожа Тюдзё полагала этот союз делом решенным. «Пусть в этом доме с моей дочерью обращаются как с чужой, – говорила она себе, – я жизни не пожалею, чтобы устроить ее судьбу. Она так хороша, что, увидев ее, никто не сможет ею пренебречь». Условившись Сёсё о том, что союз будет заключен в дни Восьмой луны, госпожа Тюдзё занялась необходимыми приготовлениями. Какая бы утварь из лака или перламутра ни попадалась ей на глаза, она неизменно отбирала самое лучшее и прятала от супруга, вещицы же похуже показывала ему, говоря: «Вот это как раз то, что нам надо». Правитель Хитати же, ничего в том не разумея, покупал для своих дочерей все подряд, и скоро покои их оказались битком набиты разнообразными предметами, среди которых девушек и разглядеть было невозможно. Он пригласил наставника из Музыкальной палаты, дабы тот обучал его дочерей игре на бива и на кото, и стоило им освоить какую-нибудь немудреную мелодию, как правитель начинал восторженно благодарить учителя, осыпая его роскошными дарами. Когда же в погожий вечер девушки разучивали что-нибудь быстрое и играли, вторя учителю, умиленный родитель ронял слезы и столь бурно выражал свое восхищение, что присутствующим становилось неловко. Госпожа Тюдзё, которая понимала толк в таких вещах, никогда не разделяла восторгов супруга, чем приводила его ярость: «Да как вы смеете пренебрегать моими дочерьми!» Между тем Сёсё, сгорая от нетерпения, торопил госпожу Тюдзё.
42