Кормилица и спутники ее весьма быстро добрались до Акаси. До провинции Сэтцу они плыли в ладье, далее ехали на лошадях. Радость Вступившего на Путь, равно как и признательность его, истинно не ведала пределов. Он низко поклонился, оборотившись в сторону столицы, и, преисполненный благоговейного трепета, обратил на внучку все свои попечения. Девочка же была так прелестна, что у всякого, кто взглядывал на нее, невольно сжималось сердце.
«И в самом деле, не зря господин изволил побеспокоиться о ее воспитании»,- думала кормилица, глядя на свою питомицу, и сомнения, мучившие ее перед отъездом из столицы, окончательно рассеялись. Тронутая прелестью и милым нравом девочки, она окружила ее нежными заботами. Мать же, которая все эти луны пребывала в глубоком унынии, казалось, утратила последний остаток сил, и не было у нее желания жить долее. Однако же столь явный знак внимания со стороны Гэндзи придал ей бодрости, и, впервые за долгое время оторвав голову от изголовья, она сама позаботилась о том, чтобы гостям был оказан любезный прием.
- Мы должны немедленно отправляться обратно,- заявил гонец. Видно было, что любое промедление для него мучительно, поэтому, написав совсем короткое письмо, госпожа Акаси заключила его такой песней:
Гэндзи беспрестанно помышлял о дочери, и желание увидеть ее росло с каждым днем. Он долго не говорил ничего госпоже, но, опасаясь, что она узнает новость от других…
- Вот так обстоят дела, - сказал он в заключение. - Непостижимы превратности судьбы. Ну можно ли было ожидать, что именно там… Досадно, право. К тому же это девочка… Конечно, я мог бы пренебречь ею, но, должен признаться, у меня недостает сил… Я хотел бы привезти ее сюда и показать вам. Надеюсь, вы не станете мучиться ревностью?
Вспыхнув, госпожа ответила сердито:
- Можно подумать, что у меня на редкость дурной нрав. Вы так часто напоминаете мне об этом, что я и сама начинаю относиться к себе с неприязнью. Помилуйте, да разве есть у меня причины для ревности?
Гэндзи добродушно улыбнулся:
- Разумеется, нет, здесь вы совершенно правы. Меня удивляет ваше поведение. Вы подозреваете меня в том, чего у меня и в мыслях не было, и сердитесь. Ну не печально ли? - И на глазах его показались слезы.
Вспомнив, как стремились сердца их друг к другу все эти годы, какими нежными письмами они обменивались, госпожа подумала, что все его увлечения - мимолетные прихоти - не более, и успокоилась.
- Поверьте, у меня есть особые причины заботиться о той женщине и часто сообщаться с ней. Но сейчас рано о том говорить, боюсь, что вы снова истолкуете мои слова в дурную сторону. Возможно, в другом месте она и не привлекла бы моего внимания, но там, среди диких скал…
И Гэндзи рассказал ей обо всем, что сохранилось в его памяти: о том печальном вечере, когда стлался по берегу дымок от костров, о словах, сказанных госпожой Акаси, о ночи, когда он впервые увидел ее лицо, и, разумеется, о том, как чудесно звучало в ее руках кото… А госпожа, слушая его, думала: «Пока я изнывала здесь от тоски, он дарил свою нежность другой, и пусть это только случайная прихоть, но все же…» Горькая обида пронзила ее сердце, и она отвернулась, постаравшись принять самый независимый вид.
- А ведь все так прекрасно начиналось, - прошептала она, ни к кому не обращаясь, и вздохнула.
- О, не говорите так, это слишком жестоко…
Сумею ли я убедить вас? Жизнь ведь не всегда бывает так длинна, как этого хочется… Разве не ради вас старался я не навлекать на себя ничьей ненависти?
Придвинув к себе кото «со», Гэндзи настроил его и предложил госпоже сыграть, но она даже не дотронулась до струн, очевидно недовольная тем что та особа из Акаси оказалась искусней ее.
Госпожа обладала на редкость кротким, миролюбивым нравом, и такие внезапные вспышки ревности отнюдь не умаляли ее привлекательности, скорее наоборот.
Гэндзи, подсчитав украдкой, что на Пятый день Пятой луны девочке должно исполниться пятьдесят дней[5], умилялся, представляя себе ее невинное личико. «Ах, как жаль, что нельзя ее увидеть!» - вздыхал он, отправляя в Акаси гонца.
- Смотри не перепутай, ты должен появиться там именно на Пятый день, не позже и не раньше,- предупредил Гэндзи, и гонец прибыл в Акаси точно к сроку.
Дары, приготовленные Гэндзи, поражали великолепием, к тому же со свойственной ему предусмотрительностью он позаботился о самом насущном, без чего в Акаси не обойтись.
Вы не можете вообразить, какая тоска… Так жить дальше невозможно. Решайтесь же. Обещаю, что Вам не о чем будет сожалеть»,- писал Гэндзи.
Увидев его письмо, Вступивший на Путь по обыкновению своему заплакал от радости. Но ради таких мгновений и стоит жить, так что никто не удивлялся, глядя на его опухшее лицо.
4
5