То-тюдзё поручено было подготовить точно такие же рисовые колобки, какие готовят во Дворце. На церемонии присутствовали пять принцев крови, левый и правый министры, два дайнагона, три Тюнагона, пять сайсё, а также почти все придворные из свит Государя, принца Весенних покоев и из дворца Судзаку.
О праздничной утвари позаботился Великий министр, получивший подробные указания от Государя. Согласно высочайшей воле он должен был лично участвовать в церемонии. Такая честь немало смутила Гэндзи.
Великий министр сидел напротив хозяина дома, лицом к главным покоям. Его мужественная, величественная красота достигла к тому времени полного расцвета. Гэндзи же казался совсем молодым, словно годы были над ним не властны.
Четырехстворчатая ширма, расписанная самим Государем, была удивительно хороша: бледно-лиловый китайский шелк как нельзя лучше сочетался с выполненными тушью рисунками, отличавшимися таким богатством оттенков, что рядом с ними меркли даже многоцветные весенние и осенние пейзажи. Возможно, впрочем, зрители были слишком пристрастны, и, не будь им известно, что рисунки принадлежат кисти Государя...
Шкафчики для резных фигурок и музыкальные инструменты, как струнные, так и духовые, были доставлены из Императорского архива. Влияние, которым пользовался в мире новый удайсё, придавало особую значительность происходящему.
Пока чиновники из Левой и Правой конюшен, из Шести отрядов охраны выстраивали перед домом сорок коней, передавая их друг другу от низших к высшим, день склонился к вечеру.
Обычные для таких случаев танцы «Десять тысяч лет» и «Возблагодарим Государя за милости» были исполнены весьма кратко, только чтобы не нарушать установленного порядка, после чего приступили к музицированию, причем исполнители, воодушевленные присутствием Великого министра, старались изо всех сил.
На бива, как всегда, играл принц Хёбукё, поистине не имеющий себе равных. Хозяин дома играл на китайском кото, а Великий министр — на японском. Потому ли, что давно уже не музицировали они вместе, или по какой другой причине, но только Гэндзи едва не плакат от умиления и восхищения, слушая игру министра. Сам же он, не пренебрегая сокровеннейшими приемами, извлекал из китайского кото невыразимо сладостные звуки.
Разговор зашел о прошлом, и, разумеется, Великий министр не преминул выразить надежду на то, что узы, их связывающие, будут укрепляться и впредь. Много раз передавали они друг другу чашу с вином и, внимая дивным звукам музыки, не могли сдержать хмельных слез.
Дары Великому министру — превосходное японское кото, корейская флейта, одна из любимых флейт Гэндзи, пара сандаловых ларцов с китайскими и японскими книгами — были отправлены следом за его каретой.
Юноши из правой Личной охраны громко заиграли на корейских инструментах, благодаря за пожалованных коней. Вознаграждение чиновникам из Шести отрядов охраны поднес новый удайсё.
Хозяин дома на Шестой линии, никогда не питавший пристрастия к чрезмерной роскоши, и на этот раз призывал к умеренности, но слишком высокие особы были с ним связаны. Естественно, что церемония, в подготовке которой участвовал сам Государь, не говоря уже о принце Весенних покоев, Государе из дворца Судзаку и Государыне-супруге, вылилась в великолепное празднество.
Гэндзи нередко сетовал на то, что не было у него других сыновей, но его единственный сын стоил многих, и мог ли он не гордиться им? Всеми возможными достоинствами был наделен Удайсё, в мире почитали и любили его.
Гэндзи часто вспоминал о том, как некогда враждовали между собой мать Удайсё и миясудокоро из Исэ. Право, трудно было представить себе тогда, что судьбы их детей сложатся именно таким образом.
Наряд для Удайсё к этому дню подготовила обитательница Западных покоев. А о дарах для участников церемонии и прочем позаботилась госпожа Северных покоев из дома на Третьей линии.
Раньше обитательница Западных покоев знала лишь понаслышке, сколь великолепны празднества, устраиваемые в доме на Шестой линии. Смела ли она мечтать о том, что и ей когда-нибудь выпадет честь участвовать в них? Но вот благодаря Удайсё она тоже попала в число достойнейших.
Год сменился новым. Подошел срок обитательницы павильона Павлоний, и начиная с Первого дня Первой луны в доме на Шестой линии беспрестанно творили молитвы и заклинания, не говоря уже о том, что во многих храмах и святилищах были заказаны соответствующие молебны.
Гэндзи заранее содрогался от страха, думая о предстоящем событии, ибо хорошо знал, сколь ужасны могут быть последствия. Разумеется, его всегда огорчало и печалило то, что у госпожи Весенних покоев не было детей, но, с другой стороны, он радовался этому, ибо слишком боялся ее потерять. Нёго же была так хрупка...