Пожалуй, только Третья принцесса совсем не повзрослела за это время. Поручив Государю заботиться о нёго из павильона Павлоний, Гэндзи обратил все попечения свои на эту особу и лелеял ее, как лелеял бы малолетнюю дочь. Как-то Государь из дворца Судзаку прислал принцессе письмо такого содержания:
«Как это ни печально, я чувствую, что жизнь моя приближается к концу. Мне казалось, ничто уже не заставит меня оглянуться на этот мир, но, увы, слишком велико желание хоть раз еще увидеться с Вами. Иначе душа моя не обретет покоя. Не сочтете ли Вы возможным навестить меня без особых церемоний?»
— Разумеется, вы должны посетить его, — сказал Гэндзи. — Даже если бы Государь не обнаружил такого желания, вам следовало бы самой подумать об этом. А раз он ждет вас…
И он принялся готовить все необходимое для посещения.
«Будь у нас какой-нибудь повод… — размышлял Гэндзи. — Но какой? Чем можно порадовать Государя? В следующем году он достигнет полного возраста[46]… Что, если поднести ему угощение из первой зелени?» И Гэндзи принялся готовить дары: монашеские одеяния, для разных случаев пригодные, яства для постного стола — словом, все, что пришлось бы по вкусу человеку, сменившему обличье. Зная, что Государь всегда был большим любителем музыки, Гэндзи уделил особенное внимание подготовке танцоров и музыкантов. Лучшие из лучших были отобраны им для этой цели.
У Правого министра было двое сыновей старше семи лет, у Удайсё, включая рожденных То-найси-но сукэ, — трое. Все они уже прислуживали во Дворце. Кроме них Гэндзи пригласил участвовать в готовящемся празднестве юношей из домов принца Хёбукё и других принцев крови, а также сыновей влиятельнейших столичных сановников. Отобрав миловидных молодых придворных, известных умением придавать особое изящество обычным танцевальным фигурам, Гэндзи сам занялся подготовкой танцоров. Поскольку речь шла о столь выдающемся событии, юноши не жалели сил, совершенствуя свое мастерство. Хлопотливая пора настала для учителей музыки и танцев, для всех, кто славился своими талантами на том или ином поприще.
Принцесса когда-то училась игре на китайском кото «кин», но она покинула дворец Судзаку ребенком, и можно было только гадать…
— Как бы я хотел послушать ее игру на кото, — однажды сказал Вступивший на Путь Государь кому-то из своих приближенных, — надеюсь, хоть этому-то она научилась?
Неизвестно как, но слова его дошли до слуха нового Государя, и он изволил заметить:
— Наверное, принцесса и в самом деле преуспела в игре на кото. Я тоже с удовольствием послушал бы ее.
Разумеется, кто-то передал его слова Гэндзи.
«Все эти годы я от случая к случаю занимался с принцессой, — встревожился он, — и она многому научилась, но Государь из дворца Судзаку такой строгий ценитель… Боюсь, что она произведет крайне невыгодное впечатление, если, приехав к нему, будет играть без всякой подготовки».
И Гэндзи — лучше поздно, чем никогда — стал усердно заниматься с принцессой.
Он открыл перед ней все тайны мастерства, научил особым примам, показал, как следует играть сложные, из многих частей состоящие пьесы, объяснил, как надобно менять тональности в зависимости от времени года, как должно звучать кото в жаркую и в холодную погоду. Поначалу принцесса обнаруживала полную беспомощность, но постепенно, овладев инструментом, стала играть довольно сносно.
— Днем в покоях толпится народ, — говорил Гэндзи, — и сосредоточиться невозможно. То и дело приходится отвлекаться, и недостает времени даже на то, чтобы усвоить простейшие приемы. Нет, для того чтобы проникнуть в тайны мастерства, необходима вечерняя тишина.
Целыми днями он занимался с принцессой музыкой, не бывая даже в Весенних покоях. Ни нёго, ни госпожу Мурасаки Гэндзи не обучал игре на китайском кото, поэтому обе они изнемогали от любопытства и мечтали послушать, как звучит этот незнакомый им инструмент. Нёго, с трудом добившись разрешения Государя, переехала в дом на Шестой линии. Она уже родила Государю двоих сыновей и сейчас снова вот уже пятую луну была в необычном положении, поэтому ей удалось покинуть Дворец под предлогом предстоящих богослужений[47].
Но вот миновала Одиннадцатая луна, и от Государя то и дело стали приходить гонцы с просьбами вернуться. Однако нёго медлила. Каждый вечер она услаждала слух прекрасной музыкой и, завидуя принцессе, пеняла Гэндзи за то, что он не научил и ее играть на китайском кото.