К вечеру Гэндзи уходит.
— Я должен поблагодарить принцессу за превосходную игру.
Тем временем принцесса прилежно играет на кото, юная и прелестная, как всегда. Ей и в голову не приходит, что кто-то может страдать из-за нее.
— Мне кажется, мы оба заслуживаем отдыха, — говорит Гэндзи. — Ваш старый учитель весьма вами доволен. Наш труд не пропал даром, теперь за вас можно не беспокоиться.
Отодвинув в сторону кото, они ложатся почивать.
Обычно, когда Гэндзи уходил, госпожа долго не ложилась и дамы читали ей старинные повести. В этих повестях, рассказывающих о разных событиях, в нашем мире происходящих, часто говорилось о непостоянных, помышляющих лишь об удовольствиях мужчинах и о страдающих от их вероломства женщинах. И все же в большинстве случаев все они обретали в конце концов опору в жизни. «А в моей судьбе все так зыбко! — думала госпожа. — Возможно, господин прав и мне действительно повезло больше других. Но неужели мне так и не удастся освободиться от непосильно мучительной горечи, снедающей сердце! О, это невыносимо!»
Поздней ночью она наконец легла, а на рассвете почувствовала сильные боли в груди. Прислужницы, поспешившие к ней на помощь, предложили известить господина, но госпожа решительно запретила им это делать и, превозмогая мучения, дождалась утра. Ей становилось все хуже, начался жар. Гэндзи же не появлялся, а дамы не решались послать за ним.
Скоро пришел посланный от нёго, и ему сообщили, что госпожа заболела. Встревожившись, нёго сама известила о том Гэндзи, и он поспешил в Весенние покои, где застал госпожу в весьма тяжелом состоянии.
— Что с вами? — спросил он, взяв ее за руку. Тело ее горело, и, вспомнив их недавний разговор, Гэндзи испугался.
Подали угощение, но он и смотреть на него не мог.
Целый день Гэндзи не отходил от ложа больной, любовно ухаживая за ней. Она с отвращением отворачивалась даже от самой легкой пищи и совсем не вставала.
Шли дни. Охваченный мучительным беспокойством, Гэндзи заказал молебны во всех храмах. В дом призвали монахов, чтобы они произносили соответствующие заклинания и творили оградительные обряды. Госпожу мучили боли, чаще всего весьма неопределенные, но иногда у нее снова начинала сильно болеть грудь, и тогда она так страдала, что один лишь вид ее возбуждал нестерпимую жалость в сердцах окружающих. Было принято бесчисленное множество обетов, но никаких признаков улучшения не наблюдалось. Даже у самых тяжелых больных бывают временные улучшения, позволяющие надеяться на благоприятный исход, но состояние госпожи не менялось, и это приводило Гэндзи в отчаяние. Он не мог думать ни о чем другом, и разговоры о чествовании государя из дворца Судзаку затихли. Государь же, узнав о болезни госпожи Весенних покоев, часто присылал гонцов, чтобы справиться о ее состоянии.
Так миновали две луны. Сверх меры встревоженный Гэндзи, надеясь, что перемена места окажет на больную благотворное влияние, перевез ее на Вторую линию. В доме на Шестой линии царило смятение. Разлука с госпожой опечалила многих. Слухи о болезни госпожи Весенних покоев дошли до государя из дворца Рэйдзэй и чрезвычайно огорчили его. Удайсё и прочие тоже были обеспокоены. «Если госпожи не станет, господин непременно осуществит свое давнее желание и примет постриг», — думали они и заказывали дополнительные молебны.
— О, для чего вы не разрешили мне… — вздыхала госпожа в те редкие мгновения, когда сознание ненадолго возвращалось к ней, но мысль о том, что она наденет монашеское платье, ужасала Гэндзи даже больше, чем мысль о последней разлуке, которая, увы, все равно неизбежна.
— Я и сам давно хочу уйти от мира, — говорил он, — но мне слишком тяжело оставлять вас одну, я не могу быть причиной ваших страданий. Так неужели вы решитесь покинуть меня?
Однако госпожа слабела с каждым днем, надежды на улучшение не было, и часто казалось, что она вплотную приблизилась к последнему пределу. Погруженный в бездну уныния, Гэндзи перестал навещать Третью принцессу. Звуки струн никого уже не привлекали, кото и бива были спрятаны, большинство домочадцев Гэндзи последовало за ним на Вторую линию, и в доме на Шестой линии остались одни дамы. Казалось, будто в покоях внезапно погас огонь.
Можно было подумать, что весь дом держался на одной госпоже. Нёго тоже переехала на Вторую линию и вместе с Гэндзи ухаживала за больной.