— Останься со мной, Данн, — уговаривала Марианта, оплетая его своими длинными ногами и руками.
— Не могу, — неизменно отвечал он. — Моего возвращения ждут.
— Кто, кто, Данн? Ты женат? Кто она?
— Нет, я не женат, — говорил Данн и понимал, что не сможет сказать остальное: что у него есть ребенок. Хотя одной этой фразы было бы достаточно, чтобы уговоры прекратились.
Сказать это означало бы признать победу Кайры, а ее прелести с каждым прошедшим днем все необратимее превращались в глазах Данна в пустую погремушку, которой трясут с целью привлечь внимание: «Посмотри на меня, посмотри на меня!» «Просто я был еще совсем юным, когда впервые попал под ее очарование», — оправдывался перед собой Данн. В те годы он и представить себе не мог, что существуют женщины, подобные Марианте, — восхитительные, честные, умные. А ведь Марианту ему вскоре придется оставить… да, придется… да, скоро… но еще не сейчас.
Данн очень хотел увидеть наконец ледяные скалы, столько лет будоражившие его воображение. Этот остров был последним населенным пунктом. Вдали, на горизонте, виднелся еще один. Однако там никто не жил, хотя до него было всего полдня пути на лодке. Раньше, как поведали Данну местные жители, там обитали люди, но бежали оттуда из-за треска и рева падающего льда. Оттуда, не сомневался Данн, он сможет добраться до скал и сравнить их с тем, что ему снилось. Но никто не желал сопровождать его; все сочли чужеземца сумасшедшим. Только верный Дёрк согласился, хотя и с большой неохотой. Молодые парни дразнили их, называли безумцами, правда, в насмешках проглядывала зависть: самим-то им в голову не пришла такая мысль! Данн и Дёрк без особого шума готовились к отплытию. Неожиданно к ним решили присоединиться еще четверо добровольцев. Дёрк предполагал отправиться в путь на своей маленькой лодке, но с радостью отказался от этого плана. Чтобы вместить всех участников похода, потребуется большая лодка, с несколькими парами весел.
— Но это же лодка на шестерых гребцов! — протестовали четверо смельчаков, на что Данн ответил им, что в свое время зарабатывал на жизнь работай на веслах.
В последний вечер Марианта не сводила с Данна глаз. В постели она крепко обхватила его и сказала — громко, чтобы ее слова дошли до островных богов, если таковые существуют, — что море требует от нее новой жертвы, еще одного мужчину. Она заплакала и стала целовать шрамы на теле Данна.
Ясным утром шесть крепких молодых мужчин отплыли от берега в рыбацкой лодке, из которой вынули сети и багры. Вместо них загрузили мешки с едой и козьи шкуры. Пришлось грести все утро, двигаясь на север, к острову, который все четче вырисовывался на фоне волн. В солнечном свете его лесистые берега казались гостеприимными. Путешественники вытащили лодку на песок и отправились осматривать окрестности. Почти сразу они наткнулись на заброшенный поселок. Он уже начал разрушаться. Найдя дом, на окнах которого еще сохранились ставни и дверь которого имела изнутри запор, шестеро молодых людей перенесли туда свои вещи. На краю леса они заметили снежного пса, наблюдающего за ними. Потом показался еще один. Это была целая стая, в конце концов поняли парни, которая решила остаться здесь, на острове, и не пытаться перебраться на другой участок суши. Да и трудно было представить, как другие животные сумели проделать этот путь — долгий и опасный даже для такого сильного пловца, как снежный пес.
Затем шестеро путешественников пересекли остров и вышли к его северной оконечности. Шли они молча, с опаской, потому что звук трескающегося льда, падающего льда, стонущего льда становился все громче. Не удивительно, что люди не захотели здесь жить.
Северный берег тоже был песчаным. Повсюду виднелись буи, к которым привязывали лодки. Напротив бугрились и пенились белые, как облака, ледяные горы. Ослепительные, высокие — невообразимо высокие, разве может лед быть таким толстым? — а за ними виднелись уступы еще более белые и высокие. Мужчины с благоговением взирали на льды Йеррапа. Сколько бы осколков ни отваливалось с оглушительным грохотом в воду, ледяной массив не уменьшался. Прямо на глазах Данна и островитян очередной кусок льда застонал и сначала медленно, а потом все быстрее сполз, соскользнул в волны, оставив после себя темный изрезанный утес, который на белом фоне казался черным зияющим провалом. До ледника было далеко, однако грохот стоял такой, что слова тонули в нем. Любые замечания перекрывались очередным недовольным ревом древнего снега.
— Ну вот, — сказал Дёрк, — теперь ты увидел, что хотел.
— Я хочу подплыть ближе, — ответил Данн, улучив паузу в непрекращающемся шуме.
И тотчас его пятеро спутников принялись протестовать. Однако Данн упорно стоял на своем.
— Тогда я поеду сам, — сказал он наконец. — Я и один справлюсь с лодкой.
Островитяне замолчали в растерянности. Отпускать Данна одного было нельзя, но ехать сами они боялись, и все эти мысли были написаны на их лицах. Даже просто стоять на берегу страшно: огромные глыбы льда рушатся у них на глазах одна за другой, а за спиной, в темном лесу, бродит стая снежных псов. Эти животные следят за людьми и, возможно, поджидают удобный момент для нападения. Вряд ли на острове достаточно еды для такого количества крупных зверей.
Солнце скрылось за облаком. Пятерым рыбакам стало окончательно не по себе.
— Давайте останемся здесь на ночь, — предложил вдруг Данн. — Еды у нас предостаточно. А утром вы решите, кто хочет ехать со мной, а кто нет.
Данн явно издевался над ними, островитяне видели это по тонкой, неприятной усмешке, застывшей на его губах. Ничего не попишешь, им придется поехать с ним. А иначе на острове всем станет известно, что они бросили Данна одного справляться с опасностями.
Дёрк как мог сгладил ситуацию.
— Вот и хорошо, утро вечера мудренее, — сказал он. — И если утром погода будет плохая, то мы оставим эту затею, да, Данн?
Данн пожал плечами.
По заросшей тропе они вернулись через лес в поселок. Всю дорогу их сопровождали снежные псы. Держались звери на расстоянии, однако все вздохнули с облегчением, когда оказались в доме за закрытой дверью и смогли развести огонь (в углу хижины нашлись давным-давно припасенные кем-то дрова), зажечь масляные фонари, привезенные с собой, и поесть.
Дёрк поинтересовался у Данна, где и когда тот был лодочником. Данн рассказал им о давнем путешествии по реке Конг, о речных драконах, о старухе по имени Хан и о солнечных ловушках. Спутники внимательно слушали его, иногда переглядывались — дабы никому не пришло в голову, что они настолько доверчивы, чтобы поверить этим небылицам. Дойдя в своем повествовании до того момента, когда война наполнила воды мертвыми телами, Данн решил умолчать об этом. Точно так же он поступал, когда среди его слушателей были дети: он смягчал события и делал рассказ более приятным. Данну казалось, что невинность нужно беречь. Эти добрые, мирные люди никогда не знали войны.
Спали они, не выставив караульных. Ставни и дверь были надежны, хотя время от времени слышно было, как животные бегают вокруг и пробуют на прочность доски.
Утром небо было чистым, и Данн сказал:
— Если на море спокойно, я еду к леднику.
Все вместе они подошли к лодке. На этот раз снежные псы открыто следовали за ними.
— Они хотят, чтобы мы помогли им перебраться через море, — догадался Данн.
— Ну и пусть себе хотят, — сказал один из парней, и остальные с ним согласились.
Данн промолчал.
Волны — короткие, с пенными гребешками — набегали на прибрежный песок ничуть не злее, чем днем раньше. Данн не оглядываясь вошел в воду. Он не стал смотреть, пойдет ли следом еще кто-нибудь, просто оттолкнул лодку и прыгнул в нее. Тогда за ним потянулись пятеро островитян. С недовольными лицами они расселись по скамьям. Данн понимал, что они злы на него.
Он взялся за весла и с усердием погреб к ближайшим уступам ледника. Солнце жгло лица и плечи сидящих в лодке. Вскоре стали различимы ледовые поля, плывущие по воде, — это сбивались вместе отвалившиеся обломки льда и снега. Лодка лавировала между ними как между домами.