— Трогай, не бойся, — сказала ему Лета. — Я привыкла к этому. — Она поднялась, собрала тяжелые текучие пряди в большой узел, заколола булавками и попросила: — Собери всех солдат, которые знают хоть что-нибудь о врачевании, и приведи их сюда.
Гриот лично обошел лагерь, состоящий из рядов хижин и времянок, крыши которых блестели таким же бледным сиянием, как и волосы Леты. Он объяснял солдатам, что ему нужно. Гриот увидел, что они, в ожидании похода, заполняли свои дни сотнями игр и мелкими делами. Он знал, сколь опасным может быть безделье. Когда Гриот возвращался к главному зданию, к нему подбежали двое харабов. Они просили у командира разрешения отправить группу солдат через болота на пастбища Тундры и загнать несколько мясных птиц — тех, что покрупнее, размером с человека и даже еще больше.
— Мы голодны, — сказал один из харабов.
— Все голодны, — согласился Гриот. Просьба солдат его порадовала. — Да, можете отправляться. А птиц лучше загонять в болота — если у вас будет хороший проводник.
— Проводник у нас есть.
— Приносите столько птиц, сколько сможете, и тогда мы устроим пиршество для всех.
Харабы — крепкие, ловкие мужчины — переглянулись, довольные, но им явно хотелось сказать что-то еще. Гриот сказал это за них:
— Впредь будем планировать регулярные походы за мясом, но в разные места. Так мы сможем добывать разных животных.
На лицах мужчин отразились одобрение и готовность действовать. На этих двоих, видел Гриот, можно положиться.
— Идите и возвращайтесь с готовым планом регулярных походов. И я хочу услышать, каких еще зверей и птиц вы сможете добывать. В Тундре, например, есть целые стада коз. Главное — составить хороший план. И вот еще что. У нас есть шпионы в Тундре, но и Тундра посылает шпионов к нам. Они прибывают вместе с беженцами. Так что в эти походы нужно набирать только самых надежных людей.
Гриот посмотрел вслед уходящим харабам. Радостно было видеть, как разбалованные бездельем люди хотят вновь почувствовать себя сильными и уверенными.
Потом он вернулся в большой зал, где Лета ждала солдат, разбирающихся во врачевании. Они подходили с разных концов лагеря, усаживались вокруг нее на пол.
Гриот сел за свой стол и наблюдал за происходящим. Сколько же умных и талантливых людей собралось здесь, среди беженцев! Каждый день они удивляли его. И в душе Гриот всегда поражался тому, что все эти люди, такие разные и такие умные (некоторые из них умеют читать и писать, а кое-кто даже занимал высокие посты в своих странах), решили прийти в Центр и согласились выполнять его приказы. Почему? Они добирались до Центра полумертвые; он кормил их и выдавал каждому красное шерстяное одеяло, а они никогда не ставили под сомнение его власть. Его власть и власть Данна.
Гриот сидел и наблюдал за Летой. Она рассказывала о том, что знала сама, и выслушивала рассказы солдат о том, что умели они. Их было человек шестьдесят, мужчин и женщин из самых разных поселений на побережье и из других мест. Но при этом можно было подумать, будто они всю жизнь знали друг друга — так легко все врачеватели находили общий язык. Сцена, которая развернулась перед Гриотом, завораживала: толпа солдат, объединенных красными накидками через плечо; свет, падающий откуда-то сверху, из-под высокого потолка; волосы Леты, играющие бликами в лучах солнца. Необычайная белизна кожи и волос делали ее центром сцены. Некоторые из солдат были настоящими лекарями в своих странах. Лета признавала за ними первенство:
— О, нет-нет, я же не врач, я всего лишь травница. Я знаю лишь те средства, что растут в полях.
Беседа врачевателей продолжалась и после наступления сумерек. Солдаты внесли лампы на рыбьем жире. А разошлись все только тогда, когда пришло время вечерней трапезы.
Гриот вернулся в комнату Данна и увидел, что тот спит. Но спящий Данн уже не казался таким больным. Его сон не был настолько глубоким, что напоминал смерть.
Лета сказала, что сможет пробыть в Центре несколько дней. Большую часть времени она проводила с Данном. Теперь он уже не спал в ее присутствии и не лежал, а сидел на кровати.
К Гриоту потянулись люди с одной и той же странной просьбой. Обычно у него просили разрешения использовать учебный плац для какого-нибудь празднования, осмотреть ту или иную часть Центра — старые комнаты и их сокровища все еще притягивали кое-кого из солдат. На этот раз людям нужно было совсем иное. Высказав то, с чем пришли, солдаты смущенно поясняли: «Мы ничего дурного не желаем. Надеемся, что травница поймет нас правильно».
Они просили разрешения притронуться к волосам Леты. И Гриот не мог упрекать их за это желание, ведь и его собственная рука украдкой, будто без ведома хозяина, тянулась к тем необычным прядям.
Он пошел к Данну, который пока лежал, но уже чувствовал себя гораздо лучше, и сказал:
— Господин, некоторые из наших солдат обратились ко мне с просьбой — уважительной просьбой — потрогать волосы Леты.
Лета сидела рядом. Но Гриоту было как-то неудобно обращаться к ней с этим напрямую.
Даже высказанная через Данна, эта просьба потрясла Лету. Ее всегда бледное лицо застыло, будто скованное морозом, и только губы задрожали. Данн сел, обеспокоенный, и сказал:
— Не принимай близко к сердцу, Лета, они просто не понимают…
И он перешел на махонди, который Лета прекрасно знала, как знала и еще великое множество языков. Гриот, с его скудным владением махонди, не мог уловить смысл их горячего диалога. Почему такая реакция? Он разобрал лишь пару слов: «бордель» и «дом Далиды».
Гриот вспомнил, что на ферме Кайра часто дразнила Лету борделем, иронически отзываясь о ее знании языков. «Конечно, это же орудие твоего труда, — ехидно усмехалась Кайра и с невинным видом спрашивала у Гриота: — Ты разве не знал, что Лета была шлюхой в Билме?»
Гриот не знал не только этого, он не представлял, что такое шлюха или бордель. Будучи еще мальчиком-солдатом, он (припомнил Гриот, порывшись в памяти) бегал с поручениями в дом, где жили девушки, занимавшиеся с воинами сексом в обмен на еду. Они привечали мальчишку и такими и запомнились ему: добрыми и приветливыми, всегда готовыми накормить сироту.
Но это отношение изменилось, когда ему пришлось бежать. Гриот видел, как насилуют женщин, однако не усматривал в этом ничего особенного: война есть война, добыча достается победителю. Потом рождались дети, и в какой-то момент Гриот уяснил для себя: вот, значит, к чему ведет изнасилование, вот для чего люди занимаются сексом. А слова «бордель» он не слышал до тех пор, пока его не произнесла Кайра. Об этом стоило подумать. Когда Гриот был солдатом в армии Агре, он встречался с одной девушкой. Она нужна была ему исключительно для удовлетворения потребностей тела, и он ей, похоже, тоже только для этого. И сейчас он занимался сексом с одной харабкой, когда им удавалось найти укромный уголок, что было не так-то просто в перенаселенном лагере. Вопрос о сексуальных потребностях солдат, сравнимый с потребностью есть и одеваться, не вставал перед Гриотом — до тех пор, пока Кайра не начала дразнить при нем Лету. Хорошенько подумав, он решил, что бордели, вообще-то, вещь довольно полезная, разве нет? И тем не менее Кайре достаточно было лишь произнести это слово, как Лета сжималась, а теперь вот вообще заливается слезами.
Тут Данн и Лета заговорили на чарад, и Гриот мог с легкостью понимать их.
— Должно быть, солдаты слышали что-то, а иначе ни за что бы себе такого не позволили.
— Они видят это совсем иначе, Лета. Я уверен в этом. Ты для них чудо — неужели ты этого не понимаешь?
Она трясла головой, умоляюще глядя на Данна огромными зеленовато-голубыми глазами, которые изменяли свой цвет в зависимости от освещения. Ни у кого не было таких глаз, как у Леты.
Данн сказал:
— В лагере наверняка прошел слух, будто ты обладаешь магической силой и что ее источник находится в волосах.
Лета обдумала его слова и кивнула: