Так и сидели Али и Данн: они беседовали, а Гриот слушал. Зачастую между двумя исследователями лежал лист, на который была скопирована страница, прижатая к нестеклу.
Однажды Али показал Данну строчку, которую он перевел как «Вот формула для изготовления оконного стекла». Он добавил:
— Чтобы понять хотя бы это, господин, у меня ушло довольно много времени. Но интересующая нас часть — это формула, а она написана не языком, а цифрами, которые совсем не такие, как наши.
Данн вытянул вперед пальцы правой руки.
— Один, два, три, четыре, пять, — сказал он. — Эти числа должны быть одинаковыми для всех.
— Да, — согласился Али, — числа — да. И есть еще шесть, семь, восемь, девять и десять. Но это лишь малая часть того, что имеется в формуле. Тут еще есть значки. Их никто не понимает.
— Похоже на следы птиц на песке, — заметил Данн. — Или на отпечатки лап ящериц в глине.
Али положил перед Данном страницу, испещренную цифрами и значками.
— В лагерь недавно прибыла женщина, которая утверждает, что видела такие же знаки на каменной стене неподалеку от своей деревни. Это далеко на востоке, если двигаться вдоль побережья. Там сейчас повсюду идет война. Кажется, что всё, весь мир — мир, который мы знаем, — воюет.
Данн произнес — сердито, как всегда в таких случаях:
— Конечно. А ради чего, Али? Какой во всем этом смысл?
Али негромко сказал:
— Это говоришь не ты, а твоя скорбь.
— Да? Ну и что?
— Это опасно для тебя. Я был врачом одно время. Некоторые мысли для нас вредны, господин. Они очень вредны.
Данн сидел, опустив голову в ладони, и молчал. Потом посмотрел на лист с непонятными значками и спросил:
— Неужели в лагере нет никого, кто понимает в этом хоть что-нибудь?
— Пока, насколько мы можем судить, эта запись нам, увы, не по зубам.
Данн вытащил из-под своей туники предмет, который нашел в одном из музеев. Он был длиной с его ладонь, а шириной в четыре пальца. На черной, тусклой, твердой поверхности не было ни царапинки. Древние люди написали здесь только цифры. Десять цифр.
— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, ноль, — пересчитал их Данн, загибая пальцы. — Значит, у тех древних людей тоже было по десять пальцев на руках и ногах, как и у нас. Интересно, с каких пор это так? Я видел, как одна обезьяна растопырила ладонь и смотрела на свои пальцы. Может, она думала: «Сколько у меня пальцев?»
— Может, наступит такой день, когда обезьяна сможет ответить на этот вопрос, — мягко сказал Али.
— Они всё знали, те древние люди! — в отчаянии воскликнул Данн. — А мы ничего не знаем, ничего. Я не вынесу этого, Али, — добавил он испуганно, как ребенок. — Неужели тебя это не угнетает, Али? Мы такие же невежды, как… обезьяны.
— Будь это и правда так, — возразил Али, — я бы переживал сейчас не меньше тебя, господин. — Он говорил твердо, как будто Данн и в самом деле был ребенком.
Гриот наблюдал за ними с чувством, близким к отчаянию. Он бы никогда не посмел разговаривать с Данном таким тоном. Двое мужчин сидели в пятне яркого света, падающего из-под потолка. Они были такие разные. Кожа Али была коричневого цвета, но не такая, как у Гриота, а более желтая. У него были тонкие черты лица, глубоко посаженные глаза. Он был худ, как и Данн, но худоба объяснялась тем, что никто из них никогда не наедался досыта. В осанке Али сквозили гордость и самообладание — как у Данна. У Гриота этого не было. Он знал, что по сравнению с изящной фигурой и умным, ласковым лицом Али он выглядел тяжеловесным и неотесанным.
— Та женщина, которая узнала цифры… позовите ее, пусть она запишет все, что помнит.
— Уже сделано.
Теперь Данн поднялся, подошел к столу Гриота, сел и сказал:
— Гриот, каждый человек, кто приходит сюда, должен рассказать нам все, что знает.
— Мы это уже делаем.
— Ты знал о женщине и цифрах?
— Нет, мы цифрами не очень интересовались, потому что для подсчета провизии и запасов нам достаточно было наших знаний.
— В этом-то и вся беда. Мы даже не знаем, какие вопросы задавать. Нужно хорошенько подумать над тем, что спрашивать и как. Каждый человек, приходящий к нам, может обладать знанием, которое умрет вместе с ним. Когда мы с Маарой плыли по реке в Агре, там, на лодке, была такая штука, которая ловила солнце. Лодочница знала, как эта вещь работала. Когда-то солнечные ловушки стояли вокруг всего Центра, но никто не понимал, для чего они предназначены. Женщину-лодочницу убили; свое знание она унесла с собой. Должно быть, нечто подобное происходит постоянно. Когда мы прибыли сюда, никто уже не знал, как действуют солнечные ловушки. И хотя они стоят повсюду, люди думают, что это ловушки для птиц.
Он некоторое время посидел молча, вспоминая что-то, а Гриот и Али смотрели на него.
— Господин? — напомнил ему Али об их присутствии.
— Когда мы с сестрой повстречали Шабиса, она рассказала ему много такого, о чем он никогда не слышал, а Шабис поведал Мааре то, чего не знала она. Везде, повсюду мы встречаем людей, которые что-то знают, но не понимают, что их знание бесценно. Если бы мы смогли сложить все то, что известно разным людям, то получилось бы огромное знание.
Али сказал:
— Боюсь, никто из ныне живущих не знает, как разгадать это — формулу. Так это называется — формула.
— Почему ты так думаешь?
— Иначе ею бы уже вовсю пользовались — формулой для изготовления оконного стекла. И у нас были бы стекла. Или такой материал… — Он прикоснулся к гладкой черной поверхности предмета, извлеченного Данном и оставленного лежать на столе. Этот предмет напоминал камень, но камнем не был. — Или другие вещи, как в Центре.
— Значит, у нас нет выбора. Мы останемся невежественными, — вздохнул Данн. — Те, древние, люди знали столько всего. Они были такими умными.
— Если они были такими умными, где же они сейчас? — спросил Али.
Подобная мысль ни разу не приходила в голову Данну. Он помолчал, пораженный, и потом засмеялся. Али смеялся вместе с ним, Гриоту же было совсем не весело. Если это смешно, то…
Он встал и сказал:
— Данн, господин, я бы хотел, чтобы ты вместе со мной осмотрел лагерь. Это будет полезно для солдат, господин.
— Но, Гриот, — возразил Данн, мягко поддразнивая его, — я для этого не нужен, ты отлично справляешься и сам. Ты — чудо, Гриот. Правда, он чудо, а, мудрец Али?
— О да, — согласился Али со всей серьезностью. — Мы все так считаем. Но Гриот прав. Им нужно видеть тебя, господин. — И потом добавил: — Ты, возможно, пока не в курсе, что сегодня утром к нам пришло еще двадцать человек.
— Ладно, я схожу. Может, лучше завтра?
— Господин, я бы хотел сделать это прямо сейчас.
Гриот настаивал — отчасти его упорство объяснялось тем, что ему нужно было оторвать Данна от Али хотя бы ненадолго. Их близость ранила его. Да и к тому же Данну и впрямь уже пора было показаться в лагере. Вот он сидит, его генерал, слабый после болезни, слишком худой, но есть в нем что-то такое… Гриот мечтал каким-нибудь образом раствориться в Данне и узнать, что же такое есть внутри него, что заставляет людей любить этого человека. Как любил его Али. Как любил сам Гриот. Все видели и слышали, как жалок мог быть Данн, но все равно любили его.