Дом был огромен и производил впечатление обжитого богатства. Ковры вдоль коридоров выглядели отвратительно ценными, но на них встречались истертые места. Перила многих лестниц, по которым они спускались, отполировались так сильно, что резьба почти стерлась. В центре ступеней образовались углубления от бесчисленных лет хождения по ним. Люди усердно трудились, накладывая на них очередной слой лака. Джонатан провел Вивьен вниз петляющим, зигзагообразным путем, используя четыре разные лестницы, чтобы не встретиться с этими людьми. Когда они, наконец, добрались до первого этажа, Джонатан испустил облегченный вздох:
- Теперь мы можем позволить увидеть нас.
Вивьен перевела взгляд с цветных мраморных узоров на полу на широкую дубовую лестничную площадку, а затем на ряд стрельчатых окон – а может и дверей – на противоположной стороне. Она видела сквозь них пологую городскую площадь с фонтаном в центре.
- Что это за дом? – спросила она.
- Дворец Аннуарий. Сюда.
Джонатан повел Вивьен по узорному мраморному полу туда, где помещение переставало быть вестибюлем и превращалось в подобие комнаты, наполненной пустыми резными рамами, которые, вероятно, являлись стульями. Прямо за аркой женщина говорила в нечто, видимо, представляющее собой телефон. Хотя выглядело это так, будто она пристально смотрела в зеркало и говорила в увеличительное стекло.
- Я подойду через пять минут, - сказала она, бросив взгляд на Джонатана и Вивьен. – И тогда мы с этим разберемся. Здесь, кажется, что-то случилось. Пока.
Она поместила увеличительное стекло в паз рядом с зеркалом и развернулась, уставившись на Вивьен.
Вивьен вдруг почувствовала себя ужасно неуютно. У этой женщины был тот же глубоко встревоженный вид, какой появился у мамы с тех пор, как объявили войну. И хотя она нисколько не походила на маму – у нее были раскосые глаза, как у Джонатана, с таким же мерцанием перед ними, – Вивьен знала, что она реальный человек с реальными заботами. Как мама. Она могла носить черно-желтую пижаму и собирать волосы в странную прическу, но лгать ей было неправильно. Однако вот Джонатан без запинки рассказывает ей выдумки.
- Мама, ты никогда не догадаешься! Это кузина Вивьен – Вивьен Ли! Она только что прибыла из века двадцать.
Его мать подняла руку, схватившись за черные как смоль волосы.
- О, Великое Время! Неужели Ли уже вернулись? Я собиралась сначала проветрить Дом Ли!
- Нет, она сама по себе. Вив и Инга отправили ее обратно, поскольку началась Вторая Мировая война, - объяснил Джонатан.
«И вот я стою, позволяя ему лгать!» – с неприятным чувством подумала Вивьен. Однако затем ей пришлось присоединиться ко лжи, поскольку мать Джонатана с обеспокоенной улыбкой повернулась к ней.
- Конечно! Эта война происходит где-то после первой трети века двадцать, правильно? Она обернулась хуже, чем ожидалось?
- Гораздо хуже, - ответила Вивьен. – Лондон уже бомбят. Предполагают, что скоро начнется газовая атака и вторжение.
Хотя всё это было правдой, оно почему-то усугубляло ложь. Мать Джонатана побледнела.
- Всех детей высылают из Лондона, - сказала Вивьен, надеясь, что это заставит ее почувствовать себя лучше.
- Бедное дитя! И мой бедный брат! – воскликнула мать Джонатана. – Ну, почему всё наваливается одновременно? Конечно, ты должна остаться здесь, с нами, пока твоих родителей не отзовут. И мы найдем тебе какую-нибудь подобающую одежду. Подозреваю, у тебя нет ничего, кроме этих ужасных вещей на тебе.
Вивьен с некоторым возмущением посмотрела на свой пиджак и свою лучшую юбку, но ей не пришлось ничего говорить. Мать Джонатана повернулась обратно к штуке-телефону и нажала кнопку на стене рядом с ней.
- Элио, - позвала она, - ты нужен мне немедленно. Приди, пожалуйста, в зал, – и через плечо добавила для Джонатана: - Можешь, присмотреть сегодня за Вивьен, милый? Показать ей окрестности и прочее? Она, должно быть, странно себя чувствует после пяти лет в истории. У меня кризис в Протяженности. Кто-то отправил в Малайю новую австралийскую грамматику почти на столетие раньше ее изобретения, и я весь день буду разбираться с этим.
- Мне вечно приходится делать за тебя нудную работу! – притворился раздраженным Джонатан. – Тебя здесь вообще никогда нет!
- Я знаю, милый, - ответила его мать, выглядя еще более встревоженной, чем раньше. - Я постараюсь получить выходной завтра. Я…
В этот момент на другом конце комнаты распахнулась дверь, и высокий мужчина с выражением страдания на лице ворвался внутрь в вихре серых одеяний. За ним следовал бледный почтительный мужчина в неяркой желто-коричневой пижаме. Мать Джонатана немедленно стала еще более встревоженной.
- Что такое? Что происходит? – спросил несущийся мужчина. – Ты не можешь забрать Элио сейчас! Он нужен мне.
Он пронзил взглядом бледного мужчину, который почтительно уставился в пол. Затем он пронзил взглядом Джонатана, который посмотрел в ответ так, словно привык к этому. После чего он подошел прямо к Вивьен и пронзил взглядом ее.
- Что, во имя Времени, это? – спросил он.
Его черные волосы были забраны в шишку на макушке, а глаза смотрели из глубоких глазниц с таким выражением, словно он пребывал в агонии. Он вызывал такую тревогу, что Вивьен отступила назад.
- Это малышка Вивьен Ли, Ранджит, - ответила мать Джонатана виноватым, успокаивающим тоном. – Твоя племянница. Ли пришлось отправить ее домой, поскольку век двадцать становится слишком опасным, и ей придется пожить у нас. Их дом заперт, помнишь? Я хотела, чтобы Элио подыскал ей комнату и одежду.
- Но она слишком большая! – воскликнул страдающий мужчина, по-прежнему глядя на Вивьен. – Эта девочка не того размера!
Вивьен безвольно стояла, глядя в пол. Она испытала почти облегчение, когда он понял, что она не та Вивьен. Теперь ей больше не придется лгать. Но она ужасно боялась того, что с ней сделают – теперь, когда они знают.
- Ей было шесть, когда она уехала, отец, - произнес ни капли не обеспокоенный Джонатан. – Это было почти шесть лет назад. Подумай, как сильно изменился с тех пор я.
- Действительно, - произнес пугающий мужчина, обратив взгляд к Джонатану, с таким выражением, словно считал, что эти изменения не к лучшему. – Понимаю. Она выросла.
И к величайшему удивлению Вивьен, когда он снова повернулся к ней, его страдающее лицо смягчилось в очаровательной улыбке. Намек на страдание, оставшийся в глубоко посаженных глазах, лишь делал улыбку еще более очаровательной. Он протянул Вивьен для рукопожатия длинную узловатую ладонь.
- Кажется, таков обычай в веке двадцать, - сказал он. – Как дела, моя дорогая?
- Очень хорошо, спасибо, - сумела произнести Вивьен.
На первых порах облегчение лишило ее голоса. «Неудивительно, что Джонатан считал, что мне лучше позавтракать, прежде чем я встречусь с его отцом! – подумала она. – В противном случае я могла упасть в обморок».
Отец Джонатана развернулся, объявив:
- Элио нужен мне обратно ровно через пять минут.
Он умчался в таком же вихре развевающихся одежд, как появился, захлопнув за собой дверь. Мать Джонатана отвела бледного Элио в сторону и начала объяснять ему, что ей нужно. Она казалась взволнованной, но Элио кивал спокойно. Он держал на ладони маленькую квадратную штуковину и почтительно нажимал на ней кнопки, пока мать Джонатана говорила. Должно быть, он таким образом делал заметки.
- Как мне к ним обращаться? – поспешно прошептала Вивьен Джонатану, пока его мать разговаривала.
- Обращаться к кому? – переспросил Джонатан.
- К твоим родителям. Тетя что? Дядя как?
- О, понял! – прошептал Джонатан. – Ее зовут Дженни Ли Уокер. Ты лучше зови ее Дженни. Его зовут Ранджит Уокер. Большинство людей обращаются к нему «Вечный». Но предполагается, что ты Ли, так что можешь звать его Ранджит.
«Ранджит, - попробовала Вивьен про себя. – Дядя Ранджит». Ничего не получалось. Она просто не могла вообразить, как обращается к этому внушающему тревогу мужчине – неважно каким именем. С Дженни лучше. С этим она могла справиться. Однако Вивьен задумалась, был ли Джонатан очень храбрым или просто сумасшедшим, решив, что может обмануть их.