–Так это ж я, видать, на дежурстве в тот день был… Ну да… У меня ж как раз ночная смена была… Утром вернулся, а жена и говорит: вот незадача —Лизка с Иркой только что были. Ушли, тебя не дождались. Куда-то им срочно понадобилось. Думали, говорит, у девочки простуда, но ничего, – всё вроде бы само собой обошлось.
Он ещё раз сдвинул на затылок шапку и вытер лоб, смахивая несуществующие капельки пота.
– Жарко сегодня, наверное, будет… Небо совсем ясное, ни облачка… А моя-то старуха дождь обещала. Говорит, по всем приметам дождь должен быть. Ты как, не слышал? Будет или нет?
– Не знаю, – ответил Никита, подозрительно глядя на тестя: что-то хитрый чёрт не договаривает, про погоду вспомнил и глаза отводит.
– Дождь – это хорошо… После дождя грибы пойдут. Вот, думаю, в воскресенье за грибами сходить. Мне Степан Однорукий – ты же знаешь Степана-то, соседа моего? – обещал богатое место в Марьиной роще показать. Далековато, конечно, но говорит, там боровички ранние пошли. Хочешь – суши, а хочешь —в засолку. Врёт, наверное, кто ж свои грибные места другим показывает… Как думаешь? Врёт или правду говорит?
– Не знаю, – сказал Никита, пытаясь понять зачем это родственник перевёл разговор на другую тему. Да и когда это Андрей Данилыч – солидный по всем понятиям и не последний в своей слободе человек – грибами стал забавляться. Холопское занятие – не по чину это ему будет.
– А вот и посмотрим, – рассмеялся Косолапов и хлопнул себя обеими руками по животу, округлившемуся под высоко повязанным кушаком. – Вот придёте к нам с Лизкой на Рождество, разговеемся с тобой по чарочке и грибочком солёным закусим. Вот и узнаем тогда – соврал Степан или нет.
В соседней церкви надтреснутым голосом неуверенно звякнул колокол. Андрей Данилович как будто ждал этого сигнала.
– Ого! – серьёзно сказал он. – Уже звонят. Ну, мне пора, а то опоздаю. Ты, того – бывай, покедова… Иришку от меня поцелуй.
Он хлопнул рукой Никиту по плечу, повернулся и быстро пошёл прочь, стуча по-солдатски подкованными каблуками сапог по дощатому тротуару. Никита не успел ничего ответить, а тесть уже свернул в ближайший переулок и скрылся за покосившимся забором.
«Странно, – подумал Никита. – Чего-то Данилыч от меня скрывает. Дежурство какое-то ночное приплёл… Не рядовой ведь ярыжка, а давно уж в губных целовальниках ходит… Может солдатку какую-нибудь вдовую на стороне завёл, и шастает к ней по ночам, а бабе своей втирает про дежурства. Он ведь у нас мужичок-то ещё крепкий. Вон как побежал, не остановишь».
Постояв ещё немного, он попытался найти логическую связь между простудой дочки, ночным дежурством и солёными грибами, но ничего толкового не придумав, смачно плюнул в дорожную пыль и пошёл на службу, в сторону Кремля.
Первая половина дня прошла обычным чередом. Зрители кидали слону морковки и зелёные яблоки. Никита торговался с поставщиками сена, пытаясь выкроить и себе небольшой прибыток. После полудня к Москве подлетела одинокая чёрная тучка, закрутила по Красной площади несколько пыльных воронок, разогнала беспечных зевак, лениво погремела грозой и быстренько, как будто торопилась по делам, пролилась на широкую спину слона тёплым коротким ливнем. Снизу Никите был хорошо виден рваный край чёрного облака на фоне голубого неба и неуверенно блеснувшая одинокая молния. Раздался приглушённый толстыми стенами Алевизова рва треск электрического разряда, и вместе с ним в его голову вернулась беспокойная мысль о детских болезнях, ночных дежурствах и белых грибах.
Надо Лизу расспросить, решил он и пошёл домой обедать.
В доме никого не было. Жена с дочкой, наверное, куда-то ушли. Получив новую государственную должность, он редко появлялся тут днём, и его прихода никто не ожидал. На дубовых досках стола, накрытый чистым полотенцем с вышитыми красными петухами, лежал каравай хлеба. Глиняный кувшин с квасом, давно уже потерявший родную крышку, прикрылся расписным чайным блюдечком с отбитым краем.
Острый солнечный луч пробивался сквозь маленькое окно и вычерчивал на чисто вымытых досках пола белый перекошенный квадрат с чёрным крестом оконной рамы посередине. В соседней церкви беспричинно звякнул колокол. Глядя на оконный крест, Никита машинально перекрестился, но подумал, что делает какую-то глупость, сплюнул и чертыхнулся.
Под окном на лавке лежала хозяйственная сумка Лизы, которую она часто брала на прогулку с дочкой. Обычно сумка, набитая разной женской и детской ерундой, походила на раздувшийся рыбий пузырь, но сегодня она сдулась и расплющилась как опавший осенний лист. Длинный кожаный ремешок упал на пол, да и сама сумка повисла на краю лавки – того и гляди свалится. Никита нагнулся, чтобы перевесить её на крючок возле двери, – из бокового кармашка с оторванной застёжкой-палочкой выпал листок бумаги, аккуратно сложенный в четыре раза.