Никита сидел уже второй час. Перед ним стояла квадратная бутыль толстого зелёного стекла, из которой он иногда плескал по нескольку глотков в кружки, подставляемые извечными кабацкими попрошайками. Опрокинув в беззубый рот благотворительную порцию, попрошайки кланялись благодетелю и, почтительно пятясь задом, удалялись в облюбованный ими дальний угол, старались не мешать хорошему человеку думать его скорбную думу. Лишь один забулдыга – тот, который с ввиду не достиг ещё самого дна социальной пропасти, в поношенной, но вполне опрятной одежде, – задержался и присел на край грубой деревянной лавки по другую сторону стола.
Завязался неторопливый разговор. Собеседник, заинтересованный в увеличении дозы алкогольного подаяния, проявлял повышенную внимательность к страданиям молодого барина, и после третьей чарки, уловив суть проблемы, позволил себе задать несколько осторожных уточняющих вопросов. Он, кажется, узнал Никиту – видел его на днях в слоновнике, и догадался о каком злодейском иноземце тот рассказывает. Два хороших уважаемых человека, подкреплённые значительным количеством традиционного русского напитка, всегда поймут друг друга, а при необходимости и окажут требуемую помощь, если не делом, по причине общего расслабления организма, то уж мудрым советом, всенепременно.
Вместе с последними каплями, выпавшими из квадратной бутылки, было принято окончательное и бесповоротное решение: басурманина надо кончать! А исполнить эту деликатную работёнку сможет один надёжный человечек, из местных, за довольно-таки умеренную плату. А если при этом будет затронут и государев интерес, то можно даже скидочку выпросить. Уж очень он обижен на Алексея Михайловича, государя нашего самодержавного и великого князя.
Солнце уже закатилось, стемнело, и настало самое время для деловой встречи и проведения переговоров с Соловьём Разбойником.
– Ну и что ж ты, красавчик, от меня хочешь? – спросил Соловей, поворачиваясь к Никите изуродованной щекой. Шрам, похожий на вторую букву славянской азбуки, подтверждал бессрочную лицензию, выданную государством на разбойную деятельность, и свидетельствовал о профессиональных способностях его владельца.
– Одного гада надо убить, – сказал Никита, стараясь чётко выговаривать слова.
– А сам-то ты что? … Боишься?
– Почему боюсь? Я не боюсь. Просто – он мне друг.
– Во дела… Так кто он тебе: друг или гад? Ты бы уж определился для начала.
– Не друг он мне больше. Он мою жену увезти хочет.
– Куда?
– В Персию.
– Далеко… А она?
– И она хочет с ним уехать… Наверное…
– Так может быть это и к лучшему? Пускай себе едут. Им в радость, и тебе спокойно. Зачем тяжкий грех на душу брать.
– Нет… Я её люблю…
– Тем более. Любишь —отпусти на волю. Может быть ей с тобой плохо.
– А чего это ей со мной плохого-то? Я не пью, не гуляю… Сегодняшний день – не в счёт… Это я так – с горя выпил… Жалование всё до копеечки домой приношу. Вот недавно – в должности меня повысили, а потом – ещё повысят.
– С чего это ты так решил?
– Как с чего? А с того самого. Мне сам государь обещал… Так и сказал: служи, Никита, а я тебя своей милостью не забуду.
– Так ты что, мил человек, в Кремле служишь, что ли?
– Почти… Рядом с Кремлём – во рву.
– Землекопом?
– Каким ещё землекопом? И не землекопом вовсе. Я государев слонопас!
– Кто, кто? – засмеялся Соловей.
– Не важно, – отмахнулся Никита. – Слона государева пасу… Так ты берёшься его убить или нет? Отвечай, не томи!
– Кого убить? Слона?
Разбойник утирал выступившие от смеха слёзы, довольно редкие для его суровой профессии. Уж очень весёлая история закрутилась вокруг царского подарка. Это же тот самый Никита, о котором говорила давешняя барышня, та что взорвать слона хочет. Это, значит, как раз муж её… Ну и дела творятся на белом свете, прости Господи.
– Какого слона? – возмутился Никита. – Слон-то тебе чем помешал?
– Мне? Ничем. Слон, как слон. Я его, правда, толком-то и не видел. По понятным причинам не могу днём в людных местах появляться. – Он постучал согнутым пальцем по страшному шраму на щеке.
Никита тряхнул головой, приводя в порядок рассыпавшиеся мысли.
– Укротителя надо убить, – сказал он твёрдо.
– А-а-а… – протянул Соловей. – Это того, который у тебя жену отбил? Тогда понятно… Так бы сразу и сказал.
– Я и сказал. Это ты меня всё путаешь со своим слоном… А откуда ты, кстати, про мою жену знаешь?
– Как откуда? Ты же сам и сказал.
– Я? – удивился Никита и икнул. – Значит точно – не жить ему, собаке.