Во время своих наблюдений Ирвелин иногда приходилось быть свидетелем чужих разговоров. С соседних столиков доносились обрывки фраз, признания, семейные перипетии и даже целые истории – будто вся жизнь Граффеории концентрировалась здесь, на шатких стульях, в окружении сытости и горячего чая. Один из таких ненароком подслушанных разговоров случился и этим утром, а объектом подслушивания была та самая почтенная дама в белой шляпке, укутанная шелком и кошками. Звали почтенную даму госпожа Корнелия.
Вместе с Корнелией в кофейню вошла вторая дама, не менее пожилая и не менее важная. Всей дружной мяукающей компанией они присели за соседний от Ирвелин столик у черного рояля. Дамы сделали заказ (вареный лосось, много вареного лосося) и принялись за обсуждение свежайших сплетен.
– Будь они неладны, эти эфемеры!
– О ком ты говоришь, Корнелия?
– О своей невестке, разумеется, – с брюзжанием возмутилась дама. – Видишь ли, Патришия, вчера мы гостили в доме моего сына. Вечер провели великолепно: кошки насытились деревенским воздухом, а я таки размяла свои немолодые кости. Но утром!
– Что же произошло? – ахнула Патришия с признаками раболепия, в то время как несколько кошек прыгнули на рояль и принялись вальяжно вышагивать по пыльной крышке, оставляя за собой следы лап.
– Невестка моя, крайне неразумное порой создание, – эфемер. И сегодня ей, видите ли, нужно было вскочить с постели ровно в пять. В пять утра, Патришия!
– Зачем же ей понадобилось вставать с рассветом?
– Поверишь ли ты? Чтобы посмотреть на этот самый рассвет! Видите ли, у них там, в Олоправдэле, он какой-то особенный. – Корнелия пренебрежительно округлила глаза. К ней на колени запрыгнул пятнистый кот, и дама принялась его гладить усыпанной перстнями рукой. – Мало того, в этот раз невестка решила привлечь в свою секту и меня. Она ведь знает о моем распорядке дня, которого я строго придерживаюсь вот уже тридцать лет. Знает! И что же вытворяет? Подходит к моей постели в пять утра и ласково говорит: «Просыпайтесь, Корнелия, светает».
– Какое неуважение к свекрови!
– Безобразие! – она вскрикнула так, что кот тут же спрыгнул с ее колен. – В моей жизни расписана каждая минута, и лишних импровизаций я не потерплю. Мой сон должен длиться до восьми, ровно до восьми!
Патришия понимающе закрутила головой.
– И только из уважения к любимому сыну мне пришлось подняться на три часа раньше и идти лицезреть проклятый рассвет. Семьдесят пять лет живу, а рассветов будто не видала! Первым же трамваем я сбежала оттуда. Теперь весь день придется носом клевать.
Патришия одобрительно цокала после каждого возмущения своей подруги, но на ее кошек, крутящихся рядом, она поглядывала с плохо скрываемой опаской, что Ирвелин весьма позабавило.
– А позавчера! Что со мной произошло позавчера! – продолжала Корнелия, подкармливая полосатого кота кусочком лосося. – Как ты знаешь, Патришия, по вечерам я гуляю, с шести до семи тридцати пяти. Маршрут мой каждый день неизменен. Никаких импровизаций! Сначала прогуливаюсь через дворцовые сады, сворачиваю на Банковский переулок и шагаю вплоть до Робеспьеровской. – Она резко вскинула руками, отчего с ее худых пальцев соскочило несколько крупных перстней. – Иногда, честное слово граффа, у меня складывается ощущение, что на этой треклятой улице живут одни смутьяны. Да, знаю, Патришия, что ты скажешь. Робеспьеровская славится своими фасадами, якобы самыми красивыми фасадами во всей Граффеории, но, голубчик, и что с того? На мой вкус, все дома там слишком вычурные…
– Так что же произошло на Робеспьеровской, Корнелия? – перебила подругу Патришия. Ирвелин ее мысленно поблагодарила, ей тоже не терпелось узнать суть претензии.
– Настоящее преступление! – Морщинистое лицо госпожи Корнелии возымело выражение грозной решимости. – Иду я, значит, со своими кошками, никого не трогаю, ведь мы, кукловоды, с уважением относимся к личному пространству каждого граффа. А вот тот сутулый господин, что выскочил прямо на меня и сбил меня с ног, точно не из кукловодов! И кто он по ипостаси – и так ясно. – Патришия показательно нахмурилась, делая вид, что ушла в глубокие раздумья. – Эфемер, Патришия, кто же еще! Будь они неладны, эти эфемеры! Выскочил на меня из лавки и деру дал! А до того, что достопочтенная немолодая женщина по его вине лежит на тротуаре, ему и дела нет. Я повредила колено, к его стыду будет сказано! Плюс ко всему…